Иустин (Попович) - Достоевский о Европе и славянстве

Достоевский, который так подвижнически и мученически обожал Господа Христа, настолько был пронизан Его светом, что сам источал этот свет, особенно в последние дни своей жизни. Один из его близких приятелей Н. Страхов говорит, что Достоевский в последние годы своей жизни особенно был похож на подвижника, полного кротости и благости [611]. А по словам Воге: "Лицо Достоевского во всякое время, за исключением того, когда он был возбужден, излучало трогательную и благую кротость, какую можно видеть на иконах старых славянских святителей" [612].

Достоевский убежден, что только люди с нечистым сердцем и с помраченным умом, состоящие в некоем интеллектуальном союзе с диаволом, могут отрицать, что Христос — единственный Спаситель мира и человека. Он утверждает, что те, кто отрекается от Христа, совсем Его не знают [613]. Ибо невозможно знать Христа и не полюбить Его. В одном из своих писем Достоевский так высказался о русском критике Белинском: "Этот человек ругал мне Христа, и между тем никогда он не был способен сам себя и всех двигателей всего мира сопоставить со Христом для сравнения. Он не мог заметить того, сколько в нем и в них мелкого самолюбия, злобы, нетерпения, раздражительности, подлости, а главное — самолюбия. Он не сказал себе никогда: что же мы поставим вместо Него? Неужели себя, тогда как мы так гадки? Нет, никогда он не задумывался над тем, что сам гадок; он был доволен собой в высшей степени, и это была уже личная, смрадная, позорная тупость" [614].

Со своих пророческих высот Достоевский явственно разглядел трагедию Европы и открыл причину этой трагедии. Причина в том, что римокатолицизм и протестантизм извратили и утратили Лик Богочеловека Христа, эту единственную ценность, ради которой созданы и существуют все миры. Из-за этого в Европе все замутилось и пришло в хаос. Но это только одна половина пророческого видения Достоевского, вторая же половина в том, что Лик Богочеловека Христа полностью сохранен только в Православии, а поэтому ничто другое и не нужно, ибо Православие — это все.

Рассматривая человека и человечество, а с ним и русский народ sub specie Christi, Достоевский пришел к выводу, что главная и самая большая ценность русского народа — Православие, а в нем — чудесный Лик Богочеловека Христа. Поэтому он благовествует: Россия обладает сокровищем, самым большим сокровищем — Православием. Она — страж истины Христовой и настоящего Лика Христова, Который помрачился во всех других верованиях и у всех других народов.

Россия своей таинственностью стала самой загадочной страной в мире в последнее время. Этому больше всего способствовал Достоевский, но в то же время именно он способствовал тому, чтобы эта загадочность до некоторой степени приоткрылась, он показал ее главные созидательные силы, более того, показал ее самую большую ценность и самую великую святыню. Эта ценность и эта святыня — Православие. По пророчеству Достоевского, новое слово, которое Россия скажет миру — это Православие. Из-за апостольской ревности в проповедании Богочеловека Христа и Его Евангелия Достоевский по праву назван "неустрашимым проповедником Имени Господнего" [615].

Через Достоевского как бы пламенными устами высказалась вся русская душа во всей своей полноте: вся ее греховность и все ее покаяние, все ее пороки и все ее добродетели, все ее устремления и все ее идеалы. Личность Достоевского — самое проникновенное и самое возвышенное отражение русского народного самосознания. "Он, — как о нем сказано, — Россия в миниатюре" [616]. Он стал "нравственным вождем нашего времени" [617].

Один русский мыслитель писал о Достоевском: "Уже стал неоспоримою истиною тот факт, что Достоевский весь воплотился в современности, что он стал вдохновителем и отправной точкой почти всех наших писателей, поэтов, философов, что современное религиозное сознание все целиком вышло из Достоевского, что творчество нынешнего времени буквально живет им, лишь видоизменяя и преображая его мысли, его откровения, его бездонную и вечную глубину. И не в убожестве нашем, не в оскудении творческих сил нужно усматривать причину этого влияния, а в необычайно сильном родстве всего русского творчества с личностью Достоевского. В этом отношении Достоевский как бы является выразителем пред миром всех глубин русского духа, гениальным творцом всех бродящих, скрытых, таинственных его сил, великолепным символом, живым символом загадочного царства русской души и народа, его исканий и его надежд, его молитв и его проклятий! Ибо не мы воссоздаем Достоевского, а он сам, его титаническая сила присутствует в нас и творит в современных писателях свой надрывный бунт, и свое великое страдание, и свою мистическую, безумную красоту. Ибо Достоевский — это вся Россия, ее душа, ее сокрытая и стихийная сущность" [618].

Всечеловечностью своих идей и чувств, их полнотой и глубиной Достоевский имеет огромное влияние на писательский мир вне России, особенно в Германии. Об этом Е.Е. Порицки пишет: "В Германии бесконечное число живущих писателей, которые находятся под влиянием Достоевского, которые с большим или меньшим успехом следуют или следовали за ним. Два самых знаменитых представителя немецкой литературы — это Ницше и Гауптман, которые целиком берут начало в Достоевском" [619].

Рассматривая Ницше и Достоевского с точки зрения высшей историософии, Отто Юлиус Биербаум сказал об этом много искренних и истинных слов. Вот одна из этих истин: "Возможно, Ницше — возвышенный конец, а Достоевский — исполинское начало; первый — закат западной, европейской культуры, основанной на античной культуре, а второй — восточный восход русской культуры, которая берет свое начало от Византии" [620]. А вот другая истина и сопутствующие ей: "Из Достоевского говорит Христос, и надо вернуться в очень далекое прошлое развития христианской мысли, чтобы найти человека, в котором Христос говорил так же сильно, как Он проговорил из Достоевского. Я полагаю, что таким человеком был Франциск Ассизский… И все же Христос Достоевского — самый истинный Христос, Христос в Своей гигантской истине… В русском Достоевском заключена гениальная суть русского народа, в таком же объеме и в такой же значимости, как в Ницше заключена гениальная суть западного культурного сознания… Тут у Ницше Заратустра разбивает старые (синайские) таблицы, там Достоевский из своего русского сердца воздвигает пра-Христа. В этих двух великих предощущениях, в этих мыслителях, художниках, воплощены две стоящие одна против другой современные мировые силы: ужасное видение, перспективы которого нам сегодня и предположить трудно, а тем более определить" [621]. Биербаум с редкостной искренностью и талантливой проницательностью заканчивает свое исследование о Достоевском: "Следовать духу Достоевского — это значит: отвергнуть Гете и Ницше считать больным" [622].