С. И. Смирнов - Духовный отец в Древней Восточной Церкви

Koch Η. Zur Geschichte der Bussdisciplin… S. 64.

См.: Суворов H. C. Объем дисциплинарного суда… С. 40–44, 87–95; Алмазов А. Тайная исповедь… Т. I. С. 40–43, 48, 55–64; Holt К Enthusiasmus… S. 247. Правда, Созомен пишет: Ό δέ πρός τήν έκάστου άμαρτίαν ότι χρή ποιησαι ή έκτίσαι έπιτίμιον άπέλυε παρά σφων τήν δίκην ε\σπραξάμενο<: («Он же, на грех каждого наложив епитимию, что нужно сделать или заплатить, отпускал, взыскав с них [штраф или наказание]»). Но, может быть, это его собственный домысел. В известии Сократа этой важной черты не находим. Притом же приведенное свидетельство подвергается несходным толкованиям. Ср.: HollK Op. cit. S. 251; Суворов H. C. Объем дисциплинарного суда… С. 91–92, примеч. 3.

См. выше, с. 320, примеч. 147.

Константинопольской, должность покаянного пресвитера, как она действовала и влияла на ход развития покаянной дисциплины, строго говоря, ничего неизвестно. Термины: ό έπ\ xfjfc μετανοίας πρεσβύτερο*: или ό έπ\ τό>ν μετανοούντων τεταγμένος πρεσβύτερος (священник для покаяния; священник (пресвитер), назначенный (установленный) для кающихся), кроме разобранных свидетельств историков Сократа и Созомена, не встречаются в древней христианской письменности. Аббат Вакандар сначала предполагает (La discipline pЂnetentielle… P. 481–462, note 4), потом утверждает положительно (La рёпкепсе publique dans Teglise primitive, p. 14. La confession sacramentelle dans l'6glise primitive. P. 8–9, 1 note, P. 10, 14), что должность покаянного пресвитера существовала в Малой Азии IV в., где он назывался «эконом покаяния». Исследователь основывается главным образом на 7–м правиле Григория Нисского, где упоминается термин ο'ικο νόμος в приложении к совершителю покаяния. Но, нам кажется, нет оснований отвергать, что этим термином здесь описательно называется епископ, обычный совершитель покаяния в Древней Церкви. Впрочем, в новом труде своем (L'origine des p^tres… P. 377, 385) и аббат Вакандар признает, что совершителем покаяния в Малой Азии был епископ, названный у Григоря Нисского экономом покаяния, т. е. отказывается от своей гипотезы.

Такая ошибка допущена русскими переводчиками «Историй» Сократа и Созомена.

К. Голль помещает покаянного пресвитера как посредствующее звено между руководителем Климента и духовным врачом Ори- гена, с одной стороны, с другой — между монастырским старцем, «духовным отцом». Мы не разделяем это воззрение, признавая покаянного пресвитера явлением совершенно другого порядка. Это подметил отчасти и аббат Вакандар (Le traitement des peccata leviora… P. 460). Опытный «врач Оригена, — говорит он, — не есть покаянный пресвитер, официально признанный со специальными атрибутами (так думают католические писатели. См.: Ной К. Ор. cit. S. 249. — С. С.). Это руководитель, выбранный самим кающимся».

Правда, 102–й канон Трулльского Собора касается покаянной дисциплины на Востоке в конце VII в. и имеет большое значение. Но смысл его до такой степени спорный, что опираться на этот канон решительно нельзя. А. С. Павлов находит, что этот канон стоит в тесной внутренней связи с Номоканоном Иоанна Постника и Номоканон является как бы обширным комментарием к канону. См.: Мнимые следы католического права… С. 41. Ср.: Номоканон при Большом Требнике. С. 24 и след.). Таким образом, по его мнению, 102–е Трулльское правило описывает дисциплину тайной исповеди и касается ее органа — духовника. Н. С. Суворов (Вопрос о Номоканоне Иоанна Постника в новой постановке. Ярославль, 1898), наоборот, доказывает, что правило имеет в виду древнюю покаянную дисциплину, органом которой был епископ, и никакого отношения к Номоканону Постника не имеет.

«Само собою понятно, что после упразднения этой должности (покаянного пресвитера. — С. С.) все соединенные с нею обязанности снова перешли к епископам. Понятно также, что епископы V и следующих столетий при многосложности своих занятий по церковному управлению, при многолюдности своих паств, а главное, при несомненном понижении уровня общественной нравственности и при более легком отношении христиан к исполнению своих церковных обязанностей не могли уже ни соблюдать во всей строгости прежние правила о церковных покаяниях, ни тем менее принимать на тайную исповедь всех, кто желал бы таким образом очистить свою душу от грехов мысли и дела, если последние оставались известными только самому совершителю. Отсюда по необходимости, должно быть, произошли два последствия: во–первых, ослабление прежней строгости публичных покаяний за явные грехи, бывшие предметом открытого формального церковного суда (т. е. более или менее значительное сокращение сроков этих покаяний. — С. С.), и, во–вторых, образование в том же духе и направлении новых епитимийных правил, назначенных собственно для практики духовников, в ведение которых перешла от прежних покаянных пресвитеров тайная исповедь и соединенная с нею особая дисциплина церковных покаяний. Оба этих явления, как результат одной и той же причины и выражение одного и того же взгляда на конечную цель всех церковных наказаний, выступают в истории нераздельно и влияют одно на другое» (Номоканон при Большом Требнике. С. 17–18). «Вполне естественно, даже исторически необходимо допустить, — пишет А. С. Павлов в другом месте, — что по упразднении должности покаянного пресвитера епископы и прежде и после Трулльского Собора, не имея возможности самолично наблюдать за всеми преданными публичному церковному покаянию, отдавали каждого епи- тимийца под надзор его приходского священника, с тем чтобы последний свидетельствовал о нравственном состоянии кающегося и в случае благоприятного об нем свидетельства, сокращали первоначально назначенный срок епитимии. Так устранялась граница, отделявшая публичные церковные покаяния, налагаемые формальным судом епископов, от тайных епитимий, назначаемых тайным судом духовника» (Там же. С. 27, примеч. 3). «Во времена Трулльского Собора носителями духовной власти вязать и решить, несомненно, были и признавались только лица, имевшие священный сан, т. е. епископы, действовавшие этою властью в области внешнего формального суда Церкви, и пресвитеры–духовники, проявлявшие ту же власть на тайном суде исповеди. Само собою понятно, что круг деятельности последних был гораздо обширнее, т. е. обнимал большее число лиц и случаев, по отношению к которым необходима была благодатная помощь, подаваемая согрешающим в Таинстве покаяния» (Там же. С. 478–497).

Читатель уже знает (см. выше, с. 219–222), что в среде восточного монашества мысль о старческом праве вязать и решить стала высказываться с середины VI в.

См.: О западном влиянии… С. 122; К вопросу о Номоканоне… С. 73–82. Ср.: Объем дисциплинарного суда… С. 111 и след.; К вопросу о тайной исповеди и духовниках… С. 53–54; Вопрос о Номоканоне Иоанна Постника… С. 81–82.