Пинхас Полонский - Две тысячи лет вместе. Еврейское отношение к христианству

Совершенно иное отношение к сексуальной сфере человеческой жизни мы встречаем в иудаизме. Иудаизм рассматривает сексуальные отношения мужа с женой и рождение детей как величайшую Божественную заповедь, а отказ от сексуальных отношений и деторождения — как неполноценность человеческого существования, и, таким образом, категорически отрицает монашество и безбрачие. Это представление связано, в частности, с тем, что еврейская традиция совершенно иначе понимает рассказ о Сотворении мира и, соответственно, делает иные выводы о правильном Божественном пути человека. Еврейская традиция подчеркивает, что дети Адама и Евы родились в Саду Эденском еще до изгнания, причем Каин родился даже до того, как первые люди сорвали плод с Древа Познания (грамматически в стихе 4:1 глагол «И Адам познал Еву» стоит в «давно прошедшем времени», т. е. это не хронологическая последовательность событий, а ретроспекция уже происшедшего в Саду). Иначе говоря, сексуальные отношения вовсе не являются следствием греха. Еврейская традиция отмечает, что еще в первой главе книги Бытия, там, где впервые заходит речь о сотворении человека, дана заповедь вступления в брак и рождения детей:

«И сотворил Бог человека в образе Его, в образе Божественном сотворил Он его; мужчиной и женщиной сотворил Он их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и овладевайте ею…» (1:27–28).

Как мы видим, Бог повелевает человеку «плодитесь и размножайтесь» еще до того, как вообще заходит речь о плодах с Древа Познания. Эта заповедь не только хронологически первая — она является как бы одним из сопутствующих условий к самому сотворению человека: рождая детей, человек, тем самым, продолжает Божественный труд сотворения мира. Поэтому сказали в Талмуде еврейские мудрецы: «Тот, кто отказывается выполнить заповедь рождения детей, может быть уподоблен убийце, проливающему кровь» [51].

Иудаизм считает, что путь к святости пролегает не через подавление или сублимацию естественных сторон жизни, а через их полноценную и правильную реализацию. Самоограничение и даже некоторая доля аскетизма в иудаизме, конечно, тоже есть, но аскетизм никогда не занимал в иудаизме такого важного, а порой даже довлеющего статуса, какой он занимает в классическом христианстве.

Мы приводим в этой главе, в качестве дополнения, два классических текста, важных для понимания истории иудео — христианских взаимоотношений: отрывок из Иосифа Флавия (I в. н. э.) и отрывок из «Диспута Нахманида» (XIII в.).

Одним из важнейших «свидетельствующих об Иисусе» исторических источников считается «Testimonium Flavianum» — «Свидетельство Флавия». Иосиф Флавий упоминает Иисуса и его учеников в своей книге «Иудейские древности», написанной в 90–х гг. н. э., и это упоминание является почти единственным историческим упоминанием об Иисусе вне новозаветной литературы.

Тексты Иосифа Флавия были изначально написаны по — гречески; они не сохранились в еврейской культуре, но их переписывали и сохраняли в христианской традиции. (Некоторые исследователи считают, что именно наличие упоминания об Иисусе у Флавия и было вообще причиной сохранения в христианском мире этих текстов.)

В обычном христианском издании «Иудейских древностей» отрывок, упоминающий Иисуса (18:3:3), выглядит так:

Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он совершил изумительные деяния и стал наставником тех людей, которые охотно воспринимали истину. Он привлек к себе многих иудеев и эллинов. То был Христос. По настоянию первенствующих у нас людей Пилат приговорил Его к кресту. Но те, кто раньше любили Его, не прекращали любить Его и теперь. На третий день Он вновь явился им живой, как возвестили о нем и о многих других Его чудесах боговдохновенные пророки. Поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени.

Характер этого отрывка настолько прохристианский, что многие ученые вообще сомневались в его подлинности и считали его редакционной вставкой (интерполяцией) в текст Флавия; христианская же традиция, наоборот, демонстрировала его как «объективное свидетельство об Иисусе и Его роли». Однако в двадцатом веке была найдена и опубликована книга христианского египетского епископа и историка X века Агапия «Всемирная история» («Китаб аль — унван»), в которой он цитирует отрывок из Флавия — текст которого, при этом, расходится с общепринятой греческой версией «Testimonium Flavianum». Согласно Агапию, текст Флавия выглядит так:

В это время был мудрый человек по имени Иисус. Его образ жизни был похвальным, и он славился своей добродетелью; и многие люди из числа иудеев и других народов стали его учениками. Пилат осудил его на распятие и смерть; однако те, которые стали его учениками, не отреклись от своего ученичества. Они рассказывали, будто он явился им на третий день после своего распятия и был живым. В соответствии с этим он‑де и был Мессия, о котором пророки предвещали чудеса (перевод С. С. Аверинцева).

Именно таким, видимо, был исходный подлинный текст Иосифа Флавия, сохранившийся у Агапия благодаря ранним переводам сочинений Флавия на сирийский язык. Итак, мы видим, что Флавий упоминает Иисуса как «человека мудрого и достойного поведения», но не более того. Христианские же редакторы дополнительно приписали Флавию:

(1) Упоминание о чудесах, которые должен был совершить Иисус, о его мессианстве и божественности: «…если Его вообще можно назвать человеком…Он совершил изумительные деяния… То был Христос».

(2) Упоминание о Воскрешении и о связи Иисуса с библейскими пророчествами как о факте, а не как проповеди, провозглашаемой учениками Иисуса: «На третий день Он вновь явился им живой… Как возвестили пророки». Здесь пропущено исходное у Флавия: «Ученики его рассказывали, будто…»

(3) И, наконец, к словам Флавия: «Пилат приговорил Его к кресту», — христианские редакторы добавили: «По настоянию первенствующих у нас людей», — иначе теряется идея возложить ответственность за казнь Иисуса на евреев.

Во всех этих аспектах исходный текст Флавия описывает ситуацию с точки зрения ее современников, а христианские дополнения к Флавию рисуют ее такой, какой она была нужна для христианства. Этот отрывок может служить ярким примером того, как редактировались и изменялись тексты в рамках христианской традиции в первые века н. э.

Мы уже говорили выше о том, что в течение многих веков христианская церковь предпринимала постоянные попытки убедить евреев, что учение христианства является законным наследником библейского иудаизма; и поскольку евреи отвергали эти претензии, церковь устраивала диспуты, на которых представители иудаизма должны были отвечать на доводы христиан. Поскольку христианские «доказательства» в этой области и еврейские ответы на них не изменились за последнее тысячелетие, текст этих диспутов интересен также и для нас.