Генрик Панас - Евангелие от Иуды

53. Или, как утверждает Протагор, друг Перикла, Еврипида и Анаксагора: никто ни в чем не убедит другого, каждый замкнут в своем мире, им самим созданном. Есть ли что-нибудь в реальности, кроме обособленных миров отдельных людей?

Для меня реально одно, для тебя нечто совсем иное. Мы с тобой есть мера вещей, наше познание не зависит от их реального существования. Мое видимое лишь для меня, твое видимое - лишь для тебя. Кажется, будто глаза человеческие видят одно и то же, однако всякие глаза видят по-своему, иначе, нежели другие, каждый держится своего мнения, зачастую противоположного, и все же оба думают об одной и той же вещи.

Насчет каждой вещи мнения могут быть противоположны. Это - правда для меня, то - правда для тебя. Итак, нет мнений, приближающихся к сути предмета или удаляющихся от нее. Есть мнения хорошо или плохо выраженные.

От себя дополню - вышеприведенное сказано Протагором, - что весьма сомневаюсь, дабы человечество в оном вопросе еще что-нибудь придумало, а потому предпочитаю цитировать, нежели еще раз печь уже испеченного барана.

Всю мою беседу с Иисусом пытался передать возможно точнее, хорошо ли, плохо ли воссоздав диалог - это уже другое дело.

Беседовали мы долго, потом учитель попросил оставить его одного. Я вернулся в дом, совет между шейхами и старейшинами продолжался.

54. Ничего достойного внимания я не уловил, коль в памяти не осталось ничего интересного. Не стану описывать и дальнейшую подготовку к выступлению, прямоходом приступлю к событиям, быть может, создавшим мнение об Иуде-предателе. Женщин с горы Елеонской удалили; в четверг четырнадцатого дня месяца нисан, в канун мятежа, собрались на последнюю, как оказалось, вечерю. Самые испытанные с двунадесятью ближайшими, многие уже избраны были старейшинами. Шейхи остались в кругу своих, дабы патриархальным обычаем с ними разделить пасхальный пир. В нашей трапезе пастырем был Иисус.

Вечеря текла ровным током согласно извечному ритуалу. На столе пасхальные блюда: горькие травы, опресноки, в глиняной миске - густой взвар из яблок, орехов, фиг и вина, званый харосетх, посередине на столе в медном блюде печеный барашек, в кувшинах вино и слабый уксус.

Иисус, благословив вино, огласил благодарственную молитву. Потом отпил глоток и передал чашу по кругу, дабы и мы пили согласно обычаю. Лица серьезные - все то и дело возвращались мысленно к завтрашнему дню, никому и на ум не приходило, сколь трагичен займется этот день. Убогие знали пророчества в самой доступной форме: помазанник божий победит детей Велиала и уготовит пришествие царства божия.

Всевозможные тонкости в толковании Писания были им недоступны, и все же вооруженное выступление вызывало озабоченность, омрачало радостный праздник.

Иисус, омыв руки, благословил чередой все блюда, затем вкусил горьких трав, омоченных во фруктовом взваре с вином. Мы последовали его примеру.

Ритуал требовал далее сказать пасхальную хаггаду об исходе из Египта.

55. Долго и красноречиво говорил учитель и закончил речь epithafium Моисею-законодателю, что вывел Израиль из неволи, установил закон Завета, но так и не ступил в землю обетованную.

Никто, кроме меня, не понял аллюзии.

Потом запели халлель хаггадал и снова испили вина из общей чаши. Иисус сказал:

- Уста мои еще не коснутся чаши, как исполнится воля божия. И пойдет сын человеческий, согласно предрешению, да исполнится воля господня.

Все сочли слова Иисусовы обещанием успеха в деле.

До сего момента, согласуясь с церемонией трапезы, все мы стояли и только теперь, омыв ноги и руки, возлегли на лавах, дабы приступить к пиршеству. Здесь-то и произнес Иисус знаменательные слова, превратно истолкованные впоследствии.

- Один из вас избран, дабы уйти, прежде чем станется, чему статься начертано.

- А почему, - спросил Симон, - кто это?

- Пробил час, и пусть брат не знает брата, дабы не предать его. Возможно, придется бежать в пустыню, ибо на войне всякое бывает.

- Так мы же не проиграем? - спросил кто-то с беспокойством.

Иисус ответил пророчеством Даниила:

И восстанет в то время

Михаил, князь великий,

стоящий за сынов народа Твоего;

и наступит время тяжкое,

какого не бывало с тех пор,

как существуют люди,

до сего времени.

И многие из спящих

в прахе земли пробудятся,

одни для жизни вечной,

другие на вечное поругание и посрамление.

И разумные будут сиять,

как светила на тверди.

и обратившие многих к правде

как звезды, вовеки, навсегда.

Все поняли, се - пророчество о последнем суде, кто-то спросил дрожащим голосом, когда исполнится предречение. Иисус ответил опять словами Даниила:

К концу времени и времен

и полувремени

и по совершенном низложении

силы народа святого

все это совершится.

- А я говорю вам, - сказал Иисус вдохновенно, - не минует этот век, и совершится. Тогда приближайте царство божие, дабы узреть его.

Сего вечера он пророчествовал и сам, давая понять, сколь тяжкие времена наступают, дабы не надеялись - в три дня вершатся судьбы мира. Еще раз напомнил Моисея: вел иудеев велением господа в страну обетованную, сам же не обрел ее. В конце беседы напомнил пророчество Исайи. Все помрачнели, тогда учитель зачел оптимистичный финал книги оного мудреца:

Выслушайте слово Господа,

трепещущие пред словом Его:

ваши братья, ненавидящие вас

и изгоняющие вас за имя Мое,

говорят:

"Пусть явит Себя в славе Господь,

и мы посмотрим на веселие ваше".

Но они будут постыжены.

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Ибо как новое небо

и новая земля,

которые Я сотворю,

всегда будут пред лицем Моим,

говорит Господь,

так будет и семя ваше

и имя ваше.

56. Вечеря не затянулась - выступление назначили на час ночи, как только откроют ворота города и толпы верных потекут из околичных мест к святилищу. Разошлись на отдых, мне сдавалось, никто не видел, сколь сердечно расстались мы с Иисусом, а может, кто и видел нас в саду, из того сообщения и родился домысел о предательском поцелуе.

Сознаюсь, меня все сие мало трогает, не дивлюсь я и ненависти, окружающей в иных писаниях секты того Иуду, у коего от меня одно лишь имя, ибо, как справедливо замечает Тацит, proprium humani ingenii est odisse, quem laeseris {Человеку свойственно ненавидеть того, кому причинил несправедливость (лат.).}.

Я расстался с Иисусом еще до полуночи и, миновав стражу, спустился с горы Елеонской в долину Кедрона дорогой от Иерихона в Иерусалим. Обогнув стену, я остался заночевать неподалеку от Овечьих ворот, у работника нашей семьи, некоего Ашера, сына Баруха, - его о моем прибытии известили. Оставаться здесь на весь следующий день не намеревался, в городе меня ждала собственная вилла со всеми удобствами, где я без оглядки снова мог сделаться мирным и уважаемым финансистом.