Моисей Рижский - Библейские вольнодумцы

Слово "атеос" (греч. "безбожный"), как известно, придумали древние греки. Древний атеизм имел свои особенности. Как известно, Эпикур признавал существование богов, но при этом утверждал, что боги, обретаясь в блаженном покое где-то в пространствах между мирами — в интермундиях, совершенно не вмешиваются в то, что происходит в мире и в человеческом обществе.

Древний атеизм вообще сводился чаще всего или к критике традиционной религии, ее догматов, мифологии, культа, или к критике идеи о божественном промысле, определяющем судьбы людей, или же проявлялся в скептическом отношении к самой возможности для человека рационально решить вопрос о существовании или несуществовании бога. Греческий философ Протагор, живший в V в. до н. э. и, следовательно, может быть, бывший современником автора поэмы о Иове, уклончиво заявил: "О богах я и не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они с виду. Ведь многое препятствует знать (это): и неясность вопроса, и краткость человеческой жизни" [32] Софисты. Баку, 1940. С. 16. . Но в такой уклончивости могло скрываться и нечто большее, чем скептицизм.

Критика религии была в то же время подрывом основ государственности, а обвинение в безбожии являлось также политическим обвинением, и очень серьезным; пример — судьба того же Протагора, который за религиозный скептицизм был предан в Афинах суду и как "атеос" — безбожник приговорен к изгнанию, а книги его были сожжены в Народном собрании. Протагор был не единственный, кого постигла такая кара.

Кроме того, атеистом древности, как и многими вольнодумцами Нового времени, несомненно, могло руководить чувство классового самосохранения религию важно было сохранить "для народа", для устойчивости государственного порядка и т. п. В связи с этим стоит сослаться на известный трактат Цицерона "О природе богов". Трактат написан в форме собеседования между сторонниками различных философских школ о религии, причем в качестве участников беседы автор вывел реальных исторических лиц — нескольких образованных и знатных римлян. Один из них, Котта, член высшей в Риме жреческой коллегии понтификов, обязанностью которой было осуществлять верховный надзор за культом, ставит перед участниками диалога вопрос в общей форме: допустимо ли вообще обсуждать проблему "есть боги или их нет?". И сам же отвечает: смотря в какой обстановке. Перед широким кругом слушателей, например в Народном собрании, конечно, неудобно отрицать существование богов. Но "в такой беседе и в таком собрании, как наше, весьма легко", т. е. вполне допустимо и удобно рассмотреть все доводы и "за" и "против", так как "много ведь встречается такого, что смущает нас так, что порой начинает казаться, будто вовсе нет никаких богов". Тот же Котта, рассказав о приговоре над Протагором, замечает: "Я так думаю, что это заставило многих более осторожно высказывать такие мнения, поскольку даже сомнение не могло избежать кары" [33] Tulli M. Ciceronis de Natura Deorum Liber primus. Cambridge, 1955. P. 351, 357; Цицерон. Философские трактаты. М., 1985. С. 79, 80. .

У греков еще в конце VI и в V в. до н. э. ряд философов и поэтов подвергли язвительной критике антропоморфных, одолеваемых всеми человеческими страстями и пороками богов Гомера и Гесиода. Но эта критика могла вполне уживаться с верой в иного великого бога, лишенного этих недостатков, благого правителя и промыслителя мира, как, например, произошло с Эсхилом. Эпикур в своей критике религии зашел еще дальше. Логическим умозаключением он доказал, что допустить существование такого бога, который был бы одновременно всемогущим и всезнающим, справедливым и всеблагим, невозможно, потому что этому противоречит бесспорный эмпирический факт наличие в мире зла. И это уже был вывод такой убеждающей силы, что по сравнению с ним учение того же Эпикура о всеблаженных и бездеятельных богах, живущих где-то в промежутках между бесчисленными мирами, должно было еще в древности показаться не только маловероятным, но даже смехотворным. Римлянин Цицерон очень зло высмеял этих богов Эпикура [34] См.: Цицерон. Философские трактаты. С. 79–100. .

Один из отцов церкви, раннехристианский писатель Лактанций, писал: "Если бог существует, то он есть бог — промыслитель… а если он (Эпикур. М. Р.) отрицает промысел, то этим он отрицает также и то, что бог существует". [35] Epicurea (Lactantius. De ira Dei). Lipsiae, 1887. S. 224.

Уже известный нам Р. Пфайфер в своем капитальном труде "Введение к Ветхому завету" пишет об авторе поэмы о Иове: "Наш автор вполне понимал, что ввиду трансцендентности Бога и ограниченности человеческого понимания решение проблемы теодицеи невозможно. Он поэтому сознает, что единственное рациональное решение, приемлемое для него, — Бог всемогущ, но не справедлив не может быть окончательным. Природа и мудрость Бога могут быть только несовершенно познаны "по его путям", но во всей полноте — они тайна" [36] Pfeiffer К. Introduction to the Old Testament. P. 707. .

Однако все дело в том, что автор поэмы о Иове мог понимать невозможность теодицеи, отнюдь не связывая эту невозможность с трансцендентностью бога, и у него могло быть не одно "единственное приемлемое для него рациональное решение". Он, этот автор, мог рассматривать невозможность теодицеи как логический вывод, вытекающий из жизненной практики, вывод, на который человеческий разум вполне способен, при всей своей ограниченности и "посюсторонности". Похоже на то, что автор поэмы о Иове с самого начала не только не ставил перед собой задачу оправдания Яхве, но задумал нечто противоположное. Давая такую противоречивую характеристику богу, он как бы внушал своему читателю: смотри, вот что произошло с праведным Иовом и вот что происходит вокруг тебя во всем мире; вот в каком свете все это рисует бога, если только он в действительности правит миром и определяет судьбы людей. Но можно ли — поверить в существование такого бога? И так ли уж не правы те, кто говорит: "Что такое Шаддай, чтоб мы ему служили, и какая нам польза прибегать к нему?" (21:15), иначе говоря, которые считают, что бог или не может, или не хочет вмешиваться в человеческие дела и поэтому нет никакого расчета служить ему? Похоже на то, что все, что ты, читатель, "услышал ухом" о божественном промысле и вообще о боге, не заслуживает никакого доверия.

Можно себе представить, что еще древний читатель из вдумчивых, прочитав те места в речах Иова, в которых бог подвергался столь злой и беспощадной критике, а вместе с тем — другие места, где тот же Иов описывает могущество и мудрость бога, неизбежно должен был вынести впечатление, что для Иова участника диалога бог представлялся не иначе как каким-то могучим и премудрым и в то же время коварным и злым демоном, который активно вмешивается в земные дела, но только для того, чтобы причинять страдания людям невинным и праведным, а злодеям помогать в их злодеяниях.