Надежда Киценко - Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ

Изменения в архитектуре русских храмов также стимулировали усиление особого отношения к Евхаристии. В отличие от католической традиции, где расположенные на дароносице Святые Дары были доступны для лицезрения людей, православный иконостас, отделявший алтарь от остальной доступной для прихожан части храма, на протяжении веков становился все выше и выше и в итоге полностью скрыл от глаз молившихся престол; в итоге центральная часть литургии верных, во время которой происходит пресуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Господни, оказалась недоступной для их взглядов. Вместе с тем иконы и другие святыни, как, например, святая вода или просфоры (а также куличи, яйца, пасхи или фрукты на праздники соответственно Светлого Христова Воскресения или Преображения), миро, святые мощи и кресты, стали казаться более доступными средствами укрепления веры, нежели вызывающее трепет Святое Причастие {31} 31 Cm.: Belting H. Likeness and Presence: A History of the Image Before the Era of Art. Chicago, 1994. P. 46, 225–260 (глава 12: «The Iconostasis and the Role of the Icon in Liturgy and Private Devotion»). .

Великие реформы сделали неизбежными (хотя и умеренные и осторожные) модернизационные преобразования внутри Церкви. Русские архиереи оказались поставленными перед непростой задачей совершенствования духовного просвещения как самого клира, так и в целом всей паствы. Улучшалось образование, даваемое ученикам церковно-приходских школ, повышалось значение проповеднической работы, помощи больным и немощным, вообще подчеркивалась активная общественная деятельность священников {32} 32 О характерных для эпохи Великих реформ призывах к священникам заняться благотворительностью см.: Иаков, архимандрит. Пастырь в отношении к себе и пастве. СПб., 1880. О попытках Церкви повлиять на формирование мнений читающей среды см.: Brooks J. When Russia Learned to Read: Literacy and Popular Literature, 1861–1917. Princeton, 1985. P. 300, 302, 306–311. Обсуждение этой темы также см.: Freeze G. L. «Going to the Intelligentsia»: The Church and Its Urban Mission in Post-Reform Russia // Clowes E. W., Kassow S. D., West J. L. (eds.). Between Tsar and People: Educated Society and the Quest for Public Identity in Late Imperial Russia. Princeton, 1991; Dixon S. The Church’s Social Role in St. Petersburg, 1880–1914 // Hosking G. A. (ed.). Church, Nation and State in Russia and Ukraine. London, 1991. P. 178–192. . Совместно с государственными ведомствами Церковь наладила выпуск периодических изданий, призванных улучшить духовное воспитание читающей части паствы. В таких журналах, как «Душеполезное чтение», стали появляться сообщения о чудесах, происходящих в храмах во время литургии. Подобные публикации были призваны укреплять воцерковленность грамотных и, следовательно, наиболее уязвимых для «прогрессивной» пропаганды верующих {33} 33 Указатель статей, помещенных в «Душеполезном чтении» в течение десяти лет, от начала издания в 1860 до 1869 года. М., 1870. Аналогичный духовный опыт описан Ф. М. Достоевским в «Братьях Карамазовых», когда старец Зосима рассказывает, как потрясение, произошедшее с ним во время евангельского чтения на литургии Преждеосвященных Даров, заставило его изменить свою жизнь. «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу» также начинаются с того, что услышанные во время литургии слова апостола Павла «непрестанно молитесь» (1 Фес. 5:17) побудили человека стать странником. .

Для более глубокого понимания прихожанами богослужения стали выпускаться толкования литургии и иных богослужений, остававшихся, по признаниям некоторых церковных авторов, непонятными для большей части населения {34} 34 Например, см.: Преображенский А., прот. О богослужении Православной Церкви с подробным объяснением всенощного бдения и литургии. СПб., 1884. . Особой популярностью среди мирян пользовались составленные в виде ответов священника на вопросы паствы популярные изложения основ вероучения {35} 35 Быстров Н. Религиозно-нравственные собеседования в Ильинской церкви погоста Муравеина, Островского уезда // Псковские епархиальные ведомости. № 22 (15 ноября 1896 г.). С. 388. . Архиереи начали уговаривать мирян чаще причащаться. Митрополит Филарет (Дроздов), например, призывал причащаться не один, а четыре раза в год. Как и церковные иерархи, придворные композиторы, создававшие духовную музыку и песнопения, также стали уделять преимущественное внимание именно смысловой стороне своих сочинений, а не их эстетическому воздействию на молящихся. Они убеждали церковных певчих отказаться от итальянской музыки XVIII в.: «…совокупное действие священной музыки с светской при богослужении быть не должно, потому что светская застилает достоинство, назначение и цель первой». В то же самое время «мелодии священные должны быть неминуемо кратки и определены постоянно, дабы они укоренились в памяти, и ни новостью, ни разнообразностью не развлекали внимания; они должны быть просты и оживлены огнем сердечным, дабы разогревали сердце и возносили дух!» {36} 36 Львов Ф. П. О пении в России. СПб., 1834. С. 41–42. Дискуссию об эволюции церковной музыки в XIX в. см.: Morosan V. Choral Performance in Pre-Revolutionary Russia. Ann Arbor, 1986. Chapter 3 («The Emergence of a National Choral Style»).

Таким образом, архиереи одновременно преследовали две цели: сделать осмысленное участие в литургии основой православного благочестия и повысить роль священника, усилив как его проповедническую работу с паствой, так и в целом мероприятия, направленные на просвещение прихожан. Новый импульс в XIX в. обрела и миссионерская деятельность {37} 37 Обзор миссионерской деятельности того времени см.: Smirnov Е. К. А Short Account of the Historical Development and Present of Russian Orthodox Missions. L., 1903. . В Казанской Духовной академии миссионерская деятельность стала отдельной дисциплиной, был сделан перевод Священного Писания на языки большинства народов Российской империи {38} 38 См.: Знаменский П. История Казанской духовной академии за первый (дореформенный) период ее существования (1842–1870). Казань, 1891–1892; отдельный оттиск А. Пыпина из «Вестника Европы» [б.д.], с. 710–711, 732. Также см.: Geraci R. Window on the East: Ethnography, Orthodoxy, and Russian Nationality in Kazan, 1870–1914. Ph. D. Diss. University of California at Berkeley, 1995. .

Ко времени, когда о. Иоанн вставал на путь своего пастырского служения, преобразования, начатые как церковными, так и светскими властями, существенно синхронизировались. По сути, в России стремительно формировался принципиально новый духовный опыт, основанный на заметном возрастании роли проповеди и церковного просвещения, более ревностной личной молитве и превращении паломничества из удела немногих в довольно массовый феномен православной жизни. Этот духовный опыт стал своеобразным ответом в общем-то по-прежнему традиционного русского общества на вызовы «цивилизации» и «прогресса», порожденные Новым временем. Сходные процессы переживали традиционные христианские конфессии и в Европе, в частности во Франции {39} 39 Kselman Th. A. Miracles and Prophecies in Nineteenth-Century France. New Brunswick, 1983. P. 113–140. . К тому же стремительный рост численности сектантов и старообрядцев вынуждал Русскую православную церковь более грамотно и отчетливо излагать догматы веры {40} 40 О старообрядцах см.: Robson R. Liturgy and Community Among Old Believers, 1905–1917 // Slavic Review. Vol. 52 (Winter 1993). № 4. P. 713–724. О протестантских сектах см.: Blane A. Protestant Sects in Late Imperial Russia // The Religious World of Russian Culture, Russia and Orthodoxy. Vol. 2: Essays in Honor of Georges Florovsky. The Hague and Paris, 1975. P. 267–278. .