Надежда Киценко - Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ

Исцеления, весть о которых распространялась все шире, породили еще одну трудность. Сам по себе факт совершения чудес не вызывал проблем у церковных властей: в XIX в. наблюдалось постепенное отступление от рационализма церковных предписаний к признанию сверхъестественного. Главный подвох крылся в другом. Когда исцеления приписывались Божественному вмешательству, считалось, что они случаются благодаря поклонению иконам или святым мощам либо благодаря заступничеству прославленных и канонизированных личностей. Многие старцы и юродивые были наделены даром предвидения, однако способность исцелять от болезней была явлением совершенно нетипичным. О. Иоанн застал Церковь врасплох. У Православной церкви имелись жития целителей эпохи раннего христианства, а также св. Николая или Косьмы и Дамиана, однако она не знала, как относиться к живому чудотворцу. Согласно некоторым источникам, обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев вызывал о. Иоанна, чтобы обсудить именно его знаменитые чудеса. «Про вас говорят, что вы… чудеса творите, — будто бы сказал Победоносцев о. Иоанну, — смотрите, как бы вы плохо не кончили» {660} 660 Различные версии их разговора даны в кн.: Левитин-Краснов А. Народные святые в России, Отец Иоанн Кронштадтский // Cahiers du Monde russe et sovietique. 1988. T. 29, № 3–4. P. 455–470; Сурский И. К. Отец Иоанн Кронштадтский. Т. 1. С. 114; Михаил, иером. Отец Иоанн Кронштадтский. Однако по сути дела корни возражений Победоносцева кроются в публикации известного письма в «Новом времени», и он вскоре осознал, что его подозрения в адрес о. Иоанна необоснованны. См. его письма: О. Иоанн Кронштадтский и К. П. Победоносцев (1883) / Публикация Полунова А. Ю. // Река Времен. 1996. № 2. С. 88, 91. .

Слова Победоносцева демонстрируют те трудности, с которыми постоянно сталкивались церковные иерархи в своих стремлениях проконтролировать и направить в нужное русло необыкновенные формы религиозного поведения. В то время как существовала налаженная система запретов касательно неподобающего поведения (куда относились в том числе и ложные свидетельства об исцелении), соответствующего «положительного» механизма, регулирующего стихийные проявления религиозности, не было. До тех пор пока кто-нибудь не указывал на какие-то нарушения правил, Церкви оставалось только наблюдать и ждать. Римско-католическая церковь столкнулась с аналогичным случаем в лице Падре Пио, монаха-капуцина, умершего в 1968 г. в возрасте 81 года, и приняла меры предосторожности: ему не позволялось говорить с людьми нигде, кроме исповедальни, ему запрещалось писать письма и говорить проповеди. Его биограф, коллега-священник, одобрительно замечает: «Без столь четких ограничений мы бы наверняка не избежали чего-то вроде его прижизненной массовой канонизации» {661} 661 Carty Ch. М. Padre Pio the Stigmatist, 15th ed. St. Paul, Minn., 1955. P. 14. , — то есть именно того, что произошло с о. Иоанном. Правда, посмертно Пио стал и настоящей знаменитостью (к его раке приходит больше народу, чем к мощам св. Франциска Ассизского) и индустрией: появились освежители воздуха под названием «Padre Pio» и пр. {662} 662 Stanley A. Saint or No, an Old-Time Monk Mesmerizes Italy // New York Times. 1998. 24.09. A4.

Православные иерархи, напротив, не препятствовали развитию харизматической деятельности о. Иоанна, контролируя ее только в случаях явных нарушений. Такое поведение имеет ряд объяснений. Во-первых, ощущая рост антирелигиозных настроений во второй половине XIX в., Церковь, вероятно, стремилась проявлять терпимость к тем, кто утверждал и поощрял благочестивое поведение {663} 663 О церковных представлениях о городском и сельском благочестии см. в кн.: Freeze G. L. «Going to the Intelligentsia»: The Church and Its Urban Mission in Post-Reform Russia // Between Tsar and People: Educated Society and the Quest for Public Identity in Late Imperial Russia. Princeton, 1991. P. 215–232. Схожий аргумент был выдвинут в кн.: Емелях Л. И. Антиклерикальное движение крестьян в период первой русской революции. Л., 1965. . Однако не менее важный фактор — убежденность Православной церкви в том, что святость может развиваться «снизу», и поэтому необходимо просто проявлять бдительность. В данном контексте священство о. Иоанна и его стремление облечь каждое свое деяние в сугубо православные формы приобретают особое значение. Будучи представителем духовенства не в первом поколении, о. Иоанн рассматривался иерархами как человек свой и потому заслуживающий большего доверия, чем какая-нибудь странница или даже монах.

Благодаря такой позиции Церкви слава о. Иоанна, начало которой было положено независимой группой мирян и светской газетой, укреплялась в народе. И хотя инициатива здесь была скорее светская, чем духовная, священники также охотно свидетельствовали о благих деяниях о. Иоанна {664} 664 Подобные явления использовались как славянофилами, так и впоследствии неославянофилами в качестве доказательства, что православные миряне больше сохранили органическую роль, которую православие играло в раннем христианстве и патристике. Алексей Хомяков, например, радостно приветствовал Энциклику Восточных Патриархов в 1848 г., в которой было провозглашено, что и нерушимость догмы, и чистота литургии в руках не только иерархов, но и всего воцерковленного народа, который вместе составил Тело Христово. См.: Every Е. Khomiakoff and the Encyclical of the Eastern Patriarchs in 1848 // Соборность. Серия 3. 1948. № 3. C. 102–104. . Это показатель, во-первых, отсутствия официального механизма расследования подобных прецедентов в структуре Православной церкви, а во-вторых — того, насколько убеждения мирян продолжали определять представления о святости: описания «чудес» о. Иоанна собирались и подтверждались мирянами и приходским духовенством. За пределами России, если судить по посмертным жизнеописаниям, его культ также поддерживался в основном мирянами, а не духовенством {665} 665 Свидетельства мирян о заступничестве за них о. Иоанна в большом количестве опубликованы в кн.: Сурский И. К. Отец Иоанн Кронштадтский. Т. 2; Пятидесятилетие преставления приснопамятного отца Иоанна Кронштадтского. Нью-Йорк, 1958. .

Критика о. Иоанна церковными иерархами сводилась к следующему. Пастырь в своем лице воплощал сразу два религиозных типа, которые прежде были разделены: священнослужителя — и пророка или праведника, иными словами, человека с законным статусом в противоположность независимому харизматику. Священник уже самим обрядом богослужения осуществляет таинство спасения. И несмотря на то что в некоторых случаях может иметь место и личная харизма, именно совершение литургии «наделяет священника легитимной властью как участника общего дела спасения» {666} 666 Weber М. The Sociology of Religion. Boston, 1964. P. 47. . Учитывая значение, которое о. Иоанн придавал совершению священником таинств, очевидно, что он именно так ощущал свою службу. Однако ему удалось объединить эти качества с такими атрибутами пророка, как живые, эмоциональные проповеди, интерес к социальной сфере, дар предвидения и исцеления, что ранее считалось невозможным. Истоки его всенародной популярности кроются именно в этом синтезе: способность непосредственно воздействовать через личную харизму сочетается в нем с принадлежностью к официальной церкви и полноценным служением ей.