Рудольф Штайнер - Мой жизненный путь

В Гегеле я видел величайшего мыслителя нового времени. Но он был только мыслителем. Духовный мир существовал для него в мышлении. Облик, придаваемый им всякому мышлению, вызывал во мне безграничное изумление, но при этом возникало ощущение, что он не обладает чувством духовного мира, зримого мной и проявляющегося за мышлением, когда оно, укрепившись, достигает некоего переживания, чьим телом некоторым образом является мышление, и это тело воспринимает в себя, как душу, Мировой дух.

В гегельянстве все духовное становится мышлением, и поэтому Гегель представляется мне личностью, внесшей последние проблески древнего духовного света в ту эпоху, когда для человеческого познания дух уже окутывался тьмой.

Все это вставало передо мной, когда я созерцал духовный мир или наблюдал в физическом мире за уходящим столетием. Однако в этом столетии выделялась одна фигура, которую я не мог проследить вплоть до духовного мира. Это был Макс Штирнер [149] Штирнер, Макс (наст, имя и фам. Каспар Шмидт) (1806–1856) — немецкий философ-младогегельянец, теоретик анархизма. .

Гегель — это человек мысли, в своем внутреннем развитии стремившийся к мышлению, которое все более углублялось и в этом углублении достигало новых горизонтов. Это мышление, углубляясь и расширяясь, должно было в конце концов соединиться с мышлением Мирового духа в одно целое, включающее в себя все содержание мира. Штирнер же являет собой пример развития человека из индивидуально-личной воли. Все, что возникает в человечестве, обязано параллельному существованию этдельных личностей.

Мне нельзя было впадать в односторонность. Подобно гому, как я был погружен в гегельянство, переживал его в своей душе как свое собственное внутреннее переживание, так должен был я погрузиться внутренне и в противоположное ему направление.

В противовес одностороннему воззрению, наделяющему Мировой дух лишь знанием, должно было выступить л другое, согласно которому человек имеет значимость только как волевое существо.

Я не затрагивал бы всего этого в моих лекциях или шигах, если бы эти противоречия возникали только во "не, как душевные переживания моего развития. С подобными переживаниями я всегда поступал именно так. Эднако эта полярность — Гегель и Штирнер — принад-1ежала данному столетию. Через них выражала себя тоха. ХОТЯ философов, по существу, оценивают незави-;имо от их влияния на свою эпоху.

Именно на примере Гегеля можно говорить о таком: ильном влиянии. Но главное здесь не в этом. Философы через содержание своих мыслей выявляют дух своего времени, подобно тому как термометр показывает температуру какой-либо местности. В философе сознательно проявляется то, что бессознательно живет в эпохе.

Так крайности XIX столетия изживаются в импульсах, нашедших свое выражение в Гегеле и Штирнере: с одной стороны — безличное мышление, которое охотнее всего погружается в рассмотрение мира, в котором человек с творческими силами своего внутреннего существа не принимает никакого участия; с другой — одна только личная воля, которая для взаимной гармоничной деятельности людей приносит мало пользы. Возникающие время от времени всевозможные "общественные идеалы" бессильны влиять на действительность. И эта последняя все более становится тем, что может возникнуть благодаря параллельному действию воли отдельных личностей.

Гегель стремится к тому, чтобы идея нравственности приобрела объективную форму в общности человеческой жизни; Штирнер, со своей стороны, чувствует, как "отдельного" (единичного) человека сбивает с толку все то, что таким образом может придать жизни человека гармоничную форму.

С изучением Штирнера у меня связана история одной дружбы, оказавшей существенное влияние на это изучение. Это дружба с известным знатоком и издателем Штирнера Дж. Г. Макаем [150] Главная работа: "Der Einzige und sein Eigentum", Leipzig 1845. Рудольф Штайнер в своих работах неоднократно пишет о Штирнере — напр., в "Загадках философии". . С этой сразу вызвавшей во мне симпатию личностью еще в Веймаре познакомила меня Габриель Рейтер. Его заинтересовали в моей "Философии свободы" главы, посвященные этическому индивидуализму. Он считал, что изложенное мной созвучно его собственным социальным воззрениям.

Первое впечатление, полученное мной от встречи с Дж. Г. Макаем, сразу запало в мою душу. Он нес в себе "мир". Во всех его внешних и внутренних действиях сказывался мировой опыт. Некоторое время он жил в Англии и Америке. При всем этом он отличался безграничной любезностью. Я испытывал к этому человеку искреннюю любовь.

Когда в 1898 году он надолго поселился в Берлине, между нами завязались прекрасные дружеские отношения. К сожалению, их разрушила жизнь и в особенности моя открытая антропософская деятельность.

В данном случае я могу описать лишь субъективно, какой представлялась мне тогда деятельность Дж. Г. Макая и представляется до сих пор и какое воздействие она на меня тогда оказала. Ведь мне известно, что сам он по этому поводу высказался бы совершенно иначе.

Этот человек глубоко ненавидел все то, что проявляется в социальной жизни людей как власть. Вмешательство власти в социальное управление он считал величайшей ошибкой. В "коммунистическом анархизме" он видел крайне предосудительную социальную идею, поскольку для улучшения человеческой жизни он мог прибегать к насильственным методам.

Затруднение состояло в том, что Макай, защищая эти идеи и основанную на них агитацию, избрал для своих собственных социальных идей то же название, что и его противники, только с другим прилагательным. Он назвал это направление "индивидуалистическим анархизмом", как противоположность тому, что называли тогда анархизмом. Это и дало повод общественному мнению судить об идеях Макая вкривь и вкось. Его единомышленником был американец Б. Такер. Он навестил Макая в Берлине, где я и познакомился с ним.

В то же время Макай — это поэт своего жизневоззрения. Он автор романа "Анархисты". Я прочитал его вскоре после нашего знакомства с ним. Произведение это исполнено благородного доверия к отдельному человеку. Убедительно и наглядно описывает он социальное положение беднейших из бедных. Он показывает, как эти люди из нищеты находят путь к улучшению жизни и как они, полностью предаваясь добрым силам человеческой природы, развивают их так, что эти последние вносят социальный импульс в свободные взаимоотношения между людьми. При этом необходимость насилия полностью исключалась. Макай обладал благородным доверием к людям, верой в то, что они сами создадут гармоничный жизненный уклад. Правда, он считал, что это осуществится в будущем, когда на духовном пути во внутреннем существе человека произойдет соответствующий поворот. Поэтому в настоящее время он требовал от отдельного продвинутого человека распространения идей об этом духовном пути. Таким образом, эта социальная идея могла работать только при помощи духовных средств.