Аноним - Две Библии – два пути

Отпад значительной части русского церковного народа от чистого источника Богообщения — чтения в храмах, кельях и семьях Святого Писания, оставленного нам 70-тью толковниками — стал одной из причин духовного шатания, расцвета богоискательства и сектантства, расцерковления народного самосознания. И как следствие всего этого — всемирная катастрофа — антинародная, богоборческая революция 1917 года.

В прошлом веке не только свт. Феофан прозревал «волка в овечьей шкуре», а многие первоиерархи боролись против перевода на русский язык масоретской Библии. Так, митрополит Филарет Киевский говорил: «Идея русского перевода родилась из мутного источника. Эта мысль родилась отнюдь не в Церкви Русской, не в иерархии, не в народе, а точно так же, как и мысль о переводе на новогреческий язык, в Англии, гнездилище всех ересей, сект и революций, и перенесена оттуда Библейскими обществами и принята первоначально не в Святейшем Синоде, а в канцелярии обер-прокурора, и развита в огромных размерах в бывшем министерстве духовных дел. Такое начинание, а равно и последствия сего дела ясно показывают, что на нем не было благословения свыше».

Теперь в Русской Православной Церкви мы имеем под рукой в переводах обе вариации Священного Писания: церковнославянский перевод сделан с Септуагинты, а русский синодальный — с еврейского масоретского текста. И в то время как в церковном богослужебном употреблении находится славянский неповрежденный текст Писания, при домашнем чтении используется, к сожалению, чаще всего русский синодальный перевод, повторяющий ошибки масоретского текста.

В хороших синодальных изданиях наиболее важные разночтения с Септуагинтой отмечены, и переводы с греческого поставлены в тексте в скобках. Издания же Библейских обществ как на русский язык, так и на языки народов мира, делаются исключительно с масоретского текста без аналогов перевода с греческого.

По мере возрастания числа новых переводов, под эгидой Библейских обществ осуществляемых как «более точные», Священное Писание все больше и больше «очищается» от всех пророчеств о Христе. Плюс к этим переводам дается не толкование текстов святыми отцами, а толкования талмудического, антихристианского характера.

Именно такими переводами с масоретского искаженного текста пользуется весь мир.

Шестое . Новый календарь в Православной Церкви. Через четыре века после Боговоплощения, когда языческий юлианский календарь начинает одухотворяться, становиться историческим зеркалом отражения спасительных событий Всемирной истории, 1 марта, первый день первого весеннего месяца, становится духовным символом начала бытия человеческого рода. Принимается, что 6-й день недели — пятница (счет дней недели ведется с воскресенья — 1-го дня до субботы — 7-го дня), — в который был сотворен Адам (Быт. 1:27), как начальная точка бытия человечества в чреде дней недели, и 1-е марта как начальная точка — первый день в чреде всех годичных дней, символически совмещены. И от этой пятницы 1-го марта 1-го года начат и ведется до сих пор счет лет эпохи от Адама.

Однако в 7009 году от Адама, 1501-м от Благовещения, на Русском Поместном Соборе, возглавляемом митрополитом Зосимой, была продлена пасхалия на 8-ю тысячу лет и принят новый отсчет лет от Адама. Вместо двенадцативекового 1-го марта принято менять число года с 1-го сентября (по иудейскому преданию, Адам был сотворен 1-го тишрей, что соответствует нашему 1 сентября).

А в 7217 году от Адама, 1709 г. от Благовещения, указом Петра I упраздняется счет от Адама, а летоисчисление от Христа подгоняется под западное: вычитается 8 лет и 9 месяцев и началом счета принимается, вместо 25-го марта — Благовещения, 1-е января — Обрезание Господне. Современный стиль датирования событий, бывших ранее Рождества Спасителя, эрой до Р. X. — до н. э., также не имеет святоотеческой церковной традиции, ибо он был придуман французским ученым Д. Петавием (Пето) лишь в 1627 году.

Конец XIX в. и первые десятилетия XX в. отличаются глубокими потрясениями и переменами в духовной жизни православных народов. С одной стороны, среди интеллигенции и высших общественных кругов быстро развивается и окончательно утверждается светский материалистический способ мышления и восприятия духовных ценностей под влиянием новоязыческих течений в западной культуре. С другой стороны, в богословские и церковные круги начинают проникать идеи зарождающегося протестантского экуменизма, идеи «объединения всех христиан», но не по единственно возможному пути, то есть по пути возвращения отпавших в Единую Неделимую Православную Церковь Христову, а через поиски общего языка, общих действий и даже молитвенного общения между различными исповеданиями, что исключает самую мысль о покаянном возвращении в Православную Церковь постепенно отпавших от нее. Усиливается и религиозное свободомыслие, которое подготавливает почву для обновленчества — этой первой «церковной» формы «православного» модернизма (своеобразного протестантизма «восточного толка») в нашем столетии.

Обновленчество является религиозным течением, типичным как для послереволюционной России в крайне грубых формах, так (с соответствующей спецификой) и для эллинского православного мира 20-х годов. Сопоставительной иллюстрацией обновленческих тенденций являются собор «Живой церкви» в России и «Всеправославный конгресс» в Константинополе, состоявшиеся почти в одно и то же время (мае — июне 1923 г.). Решения обоих форумов почти одинаковы: они устанавливают изменение церковного календаря, допускают второй брак для духовных лиц, издают и другие подобные этим постановления и обсуждают реформы в духе религиозного либерализма, немыслимого за несколько лет до того.

В послании-энциклике 1920 года заявляется, что Константинопольская Церковь предлагает «принятие единого календаря для одновременного празднования главных христианских праздников». Но этот документ запечатлел не только начало предательства Константинополя и его сближение с ересью экуменизма, он был и противозаконным. Ибо, являясь по существу обращением одной из Поместных Православных Церквей к еретическим общностям, именуемым ею «Христовыми Церквами всего мира», энциклика говорит самозванно от имени всех Поместных Церквей, т. е. от лица всей Православной Церкви, и это по исключительно важным догматическим и каноническим вопросам.

Таким образом, энциклика является первой публичной попыткой Константинопольского престола подменить собою «авторитет Единой Православной Церкви».

В соответствии с энцикликой 1920 года, опубликованной и распространенной без согласия других Церквей-сестер, Вселенская Патриархия входит в официальное сотрудничество с представителями экуменического движения.