Сергей Фомин - Пастырь Добрый

   «Манюшка, ты очень горячая у меня, и я постоянно безпокоюсь за тебя. Молись Богу и Матери Божией, чтобы Она, Пречистая не оставила тебя и твое горение духа сохранилось до последнего конца! Постоянно безпокоюсь о тебе, не утащили бы тебя волки!» — «Батюшка, дорогой, я ведь вам вправду говорю, что в Москве волков нет, а вот у нас в деревне есть местечко, называемое Климово, там есть волки и люди со станции боятся ходить, а этот путь самый близкий до их деревень». Батюшка смеялся, поглаживая мою голову и потрепывая по щекам. «Да нет, Манюшка, я не этих волков боюсь, они не так страшны». — «Правда, Батюшка, они ведь в деревне». — «Да нет, в Москве есть страшные волки, боюсь как бы тебя не утащили». — «Батюшка, да нет, не утащат. Я ведь за ворота–то без Вашего благословения теперь не хожу!» — «Ну, вот то–то, никуда–никуда не ходи. А то как не вижу тебя долго в течение дня, ну и безпокоиться начинаю, куда моя Манюшка делась, и Симку посылаю узнать, где ты. Вот видишь, Манюшка, какая ответственность лежит на духовном отце за ваши души». — «Батюшка дорогой, скажите мне, пожалуйста, а где это такие страшные волки–то водятся в Москве, мне можно знать?» — «Да нет, лучше их не знать!» Батюшка родной благословил меня, я побежала. «Да потише, потише, — слышу голос его ласковый, — а то разобьешься». А тихо ходить я никогда не умела, с детства все бегала.

   «Будь кроткая у меня, Манюшка, Господь кротких любит. Сам сказал: «яко кроток есмь и смирен сердцем». И послушлив был даже до смерти, смерти же крестной. Покой найдешь, если будешь кроткая и смиренная». — «Батюшка, а разве я не такая? Я ведь вас слушаюсь». — «Не всегда!» — «Ну, когда–нибудь научусь». — «Вот и учись, пока Батюшка твой жив». — «Батюшка, а я гордая?» — «Да, немножко!» — «Батюшка, вы знаете, почему я плачу часто?» — «Обижаешься на всех!» — «Да нет, я молюсь по примеру вашему. Вы плачете, и мне хочется плакать». И Батюшка смеется. «А я думал, что ты плачешь все от обиды». — «И бывает, дорогой Батюшка!» — «Ну вот, давай с тобой научимся плакать о грехах, а не от обиды. А обиды, ты это знаешь, гордость, самолюбие». — «Больше не буду обижаться, буду плакать вместе с вами и молиться». — «Ну вот и договорились мы с тобой: будем плакать вместе в молитве и нам Господь Бог и Матерь Божия во всем помогут исправиться и спасут нас». Утешенная, удовлетворенная, с легкой душой бежишь от своего дорогого Батюшки.

   По своей молодости и глупости я не любила кутаться, все бежишь бывало налегке, в косыночке, и нравится мне этак. И вот однажды поздней осенью снег, слякоть, а я бегу раздетая. Батюшка шел навстречу мне откуда–то и, остановив меня, строго сказал: «Не смей у меня так бегать». — «Простите, Батюшка», — и я побежала дальше. На исповеди он мне вдруг говорит: «Манюшка, здоровье это величайший дар Божий, и если не будешь его беречь, будешь отвечать как самоубийца. Ты слышишь, что я тебе сказал?» — «Слышу, дорогой Батюшка». — «Поняла, что я тебе сказал?» — «Поняла». — «Ну, так вот, повторяю: не смей у меня так бегать!» Так Батюшка заботился не только о душе, но и о телесном здоровье.

   С детства я любила преп. Серафима. И вот однажды после занятий в институте сижу на окошке первого класса и что–то про себя напеваю. И что же? Вижу идет согбенный Старец, на руке висит топорик, в скуфеечке, за плечами мешок, а в руках палочка. Точь–в–точь преп. Серафим. Сердце мое забилось, и я все внимание устремила на него, так что вылезла до половины из окна. Взгляды наши повстречались. Он пристально посмотрел на меня, дошел до парадного, снял котомочку и, смотрю, что–то из нее достает. Снова надел котомочку и вернулся ко мне, подавая какую–то книжечку. С большим трудом я вся вылезла в окно, чтобы принять книжечку. Он благословил меня и дал эту книжечку. Приняв ее, я снова вползла в окно, чтобы не упасть. Хотела поблагодарить Старичка, но туда–сюда, а его след простыл. Прочла оглавление книжечки: Житие преп. Кирилла, Белоезерского чудотворца [229]. Когда я ее прочитала, то сердце воспламенилось подобно пожару: хочу в монастырь, хочу к такому старцу, как преп. Серафим. И вот после этого я вскоре и попала к своему Старцу, который и был жизнью своей подобен преп. Серафиму. И сам потом нам говорил: «Мой путь — путь преп. Серафима». Девиз его: «Жить — любви служить!» А преп. Кирилла Белоезерского память 9–го июня, день кончины нашего старца о. Алексея. Можно сказать, что это случайность, но Батюшка говорил нам, что в жизни случайного не бывает, все по воле Божией. Если даже на тротуаре наступите на ногу друг другу, и это не случайность, так как можешь увидать свою немощь или гнездящуюся в тебе страсть гнева, раздражительности и вспыльчивости или еще что–нибудь. Мы не знаем Промысла Божия.

   Как–то зовет меня Батюшка к себе и говорит: «Манюшка, ты читаешь псалтирь?» — «Читаю, Батюшка». — «А умеешь (знаешь) как читать его?» — «Да, умею». — «Ну, расскажи–ка мне, как ты его читаешь?» И я вновь, точно сдавала экзамен на чтение псалтири, как на панихиду, говорю: «Батюшка, начинаю с обычного начала, как положено в псалтири, а потом начинаю стихословить: «Блажен муж…» Дойдя до славы, читаю: Слава Отцу и Сыну и Св. Духу, молитва: «Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежде живота вечнаго преставльшихся рабов Твоих» — и начинаю всех поминать как знаю и кто заповедал мне недостойной молиться о них: прежде всего родителей и сродников по плоти, а потом всех, всех! Когда кончу поминать о упокоении, говорю: «И ныне и присно и во веки веков. Аминь. Спаси Господи и помилуй о здравии и спасении рабов Твоих: отца моего духовного прот. Алексея», и так пойду всех по порядку поминать и болящих и страждущих и испрашивать себе и другим у Господа прощения. А потом, после поминанья, прочту «Богородице Дево…» и снова начинаю следующую главу псалтири. В конце же кафизмы тропари и молитва, которые положены тут же. В конце же всей псалтири имеется особая молитва. И все».

   Батюшка выслушал меня и сказал: «Я, Манюшка, дал Анне Степановне послушание читать неусыпную псалтирь, но она не умеет правильно читать, так вот пойди и поучи ее и скажи, что я велел ей читать ее так, как ты читаешь». — «Батюшка, дорогой, я боюсь, что она меня, девчонку, не послушает». — «А я говорю тебе: скажи ей, что я велел!» И когда пришли в храм, я рассказала Анне Степановне, как читается псалтирь. Она с радостью и любовью приняла все, что я ей сказала, и велела поблагодарить Батюшку. Прихожу к Батюшке. «Ну как, Манюшка, Анна Степановна приняла все, что я велел тебе ей рассказать о псалтири?» — «Да, дорогой Батюшка, и она с любовью и с большим вниманием слушала порядок последования, как читается псалтирь и просила вас поблагодарить». — «Ну вот, теперь я спокоен и могу ей дать помянник читать о всех новопреставленных и заказные поминания годичные». И так у нас читалась псалтирь, начиная от проскомидии и до конца Литургии, а днем Анна Степановна дома читала, а вечером снова в храме до конца всенощной. Это было ее послушание.