Сергей Фомин - Пастырь Добрый

   Поистине он был человек не слова, но духа и силы, это давало ему то исключительное влияние, которое он производил на всех, — от неграмотной, но живой сердцем бабы, до профессора и даже коммуниста.

   В своих наставлениях, мне данных, о. Алексий старался привлечь внимание к творениям и жизни Святых Отцов — авве Дорофею, Макарию Египетскому, Древнему Патерику, но в то же время примерами указывал на необходимость внимания к семейной жизни, на невозможность забрасывать ее во имя общественных интересов, на искушения тех, которые идут в монастырь, — одним словом обращал внимание на применение святоотеческого опыта к жизни в миру.

   В последний «келейный» год его жизни, когда здоровье и обстоятельства не позволяли ему принимать народ, как он делал это всю жизнь, ему приходилось много лежать в постели из–за болезни сердца. Радостный, в белом подрясничке, в малюсенькой светло–серой спаленке, предстоит он мне, окруженный иконами и книгами, с лучистыми голубыми глазами, и венцом седых волос. И этот возносящий от жизни образ, как вечный, неветшающий знак, стоит в памяти обетованием блаженной встречи с ним за порогом этого мира.

   Николай Б.

   Публикуется по машинописи из архива Е. В. Апушкиной. Первая публикация в кн.: Епископ Арсений (Жадановский). Воспоминания. С.55—59. Автор воспоминаний — Николай Александрович Б.

Мне советовали пойти к Батюшке: и службу хвалили, и говорили, что Батюшка меня поймет и сумеет удовлетворить моим духовным потребностям. Но я на это ответила: «Для меня все равны, что Петр, что Алексий, — никакой разницы нет, священник и священник!» Но меня настойчиво просили зайти именно к Батюшке.

   Несколько месяцев спустя, как–то после Пасхи в 1921 году шла я по Маросейке, вижу — церковь открыта, спрашиваю, какой завтра праздник. Говорят: «У нас каждый день служба, и утром и вечером». Зашла в храм. Народу было очень мало, служил о. Сергий, певчих несколько человек. Я случайно стала около певчих и все дело себе на первое время испортила. Пели очень плохо, толкали друг друга, смеялись, ошибались, ссорились, капризничали. О. Сергий к ним несколько раз приходил, уговаривал их, помогал им. Впечатление от всего этого было очень неудовлетворительное. Но я пришла увидеть Батюшку, а его не было в Москве. Несколько раз еще приходила в церковь, но с певчими больше не вставала и близко подходить к ним боялась.

   Наконец, прихожу я как–то в будни, говорят, Батюшка приехал. Жду. Вот вошел в церковь с черного хода маленький, простенький, седенький Батюшка. В наружности ничего такого я не увидела, только заметила нервность в лице и движениях. Батюшка быстро–быстро пробежал к амвону. Службы от него я ждала особенной, но все было просто–просто. Стояла я у свечного ящика и наблюдала, как Батюшка всех благословлял после всенощной. Я почувствовала, что все эти люди ему близкие, родные, и что между собой они все чем–то связаны, что–то у них общее.

   Батюшка всех благословил и ушел в алтарь, а певчие все поют и поют без конца. И в этом непринужденном, радостном пении чувствовалась великая любовь к этому маленькому старенькому Батюшке. Это его присутствие так воодушевляет их, что они без устали поют и поют. Но вот Батюшка сошел с амвона, и все гурьбой бросились провожать его. Мне очень хотелось получить у Батюшки благословение, но я думала, что я чужая, а эти люди все родные, как я к нему подойду? Стою я у свечного ящика и только издали поглядываю на Батюшку. Вдруг Батюшка рванулся ко мне, толпа разомкнулась, и в одни миг я очутилась лицом к лицу с Батюшкой. Я страшно испугалась от неожиданности и хотела было дать дорогу, но двигаться было некуда: сзади свечной ящик, а спереди — Батюшка. А он ласкает меня, гладит по голове, похлопал по щекам, отодрал за уши: «А! Пришла! Вот умница, умница!.. А я ждал тебя, ждал!.. Ну, как, хорошо живешь–то?» — «Хорошо, — говорю, — Батюшка». — «Ну, ну, еще лучше будешь!» А сам все ласкает и ласкает меня и все смотрит мне в лицо. — «А еще–то придешь ко мне?» — «Приду, — говорю, — Батюшка!» — «Ну, ну я тебя буду ждать, смотри, приходи!» — Благословил меня Батюшка и ушел из церкви. А я стояла веселая, радостная, но ничего не понимала, что такое произошло вдруг. За кого меня Батюшка принял? Меня обступили сестры и спрашивали: «Что, что вам Батюшка сказал?» А я ответила: «Он ошибся, принял меня за свою, а я его не знаю, первый раз вижу!» Сестры обиделись и отвернулись от меня. Помню одна из них, потом я узнала — Нюра Соколова [325], надула губы и говорит: «Наш Батюшка не ошибается».

   Батюшка благословил меня за Литургией читать его поминания. Но я часто просыпала и опаздывала к началу проскомидии, что меня приводило в ужас. Я об этом очень скорбела. Просила Батюшку помолиться, чтобы мне научиться вставать вовремя.

   Спала я как–то раз крепко–крепко… Вдруг вижу Батюшка подошел ко мне, положил свою руку ко мне на плечо и говорит: «Ф…! Вставай, а то опять опоздаешь!» Я моментально открыла глаза, ищу Батюшку, чувствую вот–вот сейчас он был здесь, так ясно, близко… его движения, его прикосновение, шелест, но… не вижу, и не верю своим глазам. После обедни по обыкновению прихожу к Батюшке. А он смеется и говорит: «Ну, что? Сегодня не проспала?» — «Еще бы, Батюшка, вы приходили меня будить!» Батюшка быстро ласково хлопнул меня по губам: «Не смей никому говорить!» А потом тихо прибавил: «Это твой Ангел Хранитель тебя разбудил!» — «Батюшка, а почему же он был в Вашем образе?» Но Батюшка ушел в себя, и я не смела его безпокоить вопросом.

   По благословению Батюшки я начала совершенно новую жизнь. Под его руководством мне было очень хорошо и легко. Но вот меня начал искушать враг… Сначала меня со стороны многие смущали, но я была спокойна. Но потом у меня самой появилось сомнение. Мне захотелось жить по–прежнему самостоятельно, работать, иметь свою комнату и т. д. Как–то раз с этим и пришла к Батюшке. Батюшка охотно со мной разговаривал, но заговорить о том, о чем я пришла, он не давал. Как только раскрою рот, Батюшка сейчас же заговорит о другом. Так продолжалось довольно долго. Наконец Батюшка благоволил меня и сказал: «Иди! Иди! Иди!» Так я и ушла ни с чем и очень–очень обиделась на Батюшку. Я сказала себе: «Батюшка не хочет со мной разговаривать, я к нему больше не пойду!» Вечером зовет меня Батюшка к себе. — «Ну что? Обиделась на меня? Говоришь не пойду? Не хочет со мной разговаривать? Так что ли?» И начал меня Батюшка ласкать и трепать. «Ах, ты малыш! Ах ты, глупыш! Да как же ты смела на меня обижаться? Разве я не знаю, с чем ты пришла ко мне? Но тебе было неполезно мне о том говорить. Вот я и не позволил… Я тебя предупреждал, а ты меня все не понимала, вот и прогнал… Глупыш ты мой, глупыш! Ничего–то ты не понимаешь!.. Ну, не будешь больше меня спрашивать?» — Мы с Батюшкой помирились. Это был единственный случай, когда я обиделась на Батюшку.