Сергей Зарин - Закон и Евангелие по учению Господа в Евангелии Матфея гл. V, ст. 13-48

Если, обращаясь к руководителям народа, изучавшим закон непосредственно, Господь выражается, что они то или иное «читали» в законе (ср. напр. Мф. XIX:4; XXI, 16, 42 и др.), то в настоящем случае, имея в виду народ, знавший закон преимущественно из субботних синагогальных чтений и предлагавшихся в связи с ними толкований (ср. Деян. ХV, 21; Иоан. XII:34; Римл. II:13, 18; ХХИV, 13), Господь говорит: вы слышали — ἠ κούσατε.

Такое отрывочное и опосредствованное осведомление народа в законе невольно отодвигало в его сознании мысль и затемняло его представление о Божественном Первовиновнике закона и даже о посреднике даровании закона избранному народу — Моисее. Народ воспринимал предписания закона как вообще древнюю авторитетную традицию, и его веления не столько просвещали, оживляли и исцеляли его совесть, сколько ограничивали и связывали злую деятельность каждого его члена, направленную ко вреду ближнего. Чтобы ограничить и ослабить проявление злой воли человека, закон за нарушение заповедей определял строгие наказания, не выдерживая значения чисто религиозно-моральной нормы и приобретая характер и смысл закона уголовного, регулирующего преимущественно внешне-правовое поведение и положение Израиля в его социальной и гражданской жизни. Так, конечною целью всех узаконений, ограждающих исполнение заповеди, «не убий» было, да не оскверните земли, на ней же живете, на ней же Аз вселяюся посреде вас (Числ. XXXV:34. Ср. Быт. IX:6; 3 Царств. II:31). Самая строгость наказаний должна была воспитывать сознание и чувство тяжкой ответственности за нарушение заповеди, не только пред потерпевшими его родственниками, но и — прежде всего — пред Иеговою, стоявшим к избранному народу в особенных отношениях внутренне-духовной близости. Пренебрегая воспитанием своего настроения в указанном направлении — в чувстве благоговейного страха перед Иеговою и уважения к личности и жизни ближнего, как носителя образа Божия, — современники Господа, во главе с духовными своими вождями, — самое большее — стремились воздерживаться лишь от грубого убийства из-за страха подвергнуться узаконенной каре, из опасения ответственности, — причем естественно стремились всячески смягчить и ослабить определенное законом наказание.

Уже с указанной точки зрения объясняются некоторые особенности выражения ст. 21.

Ἠ κούσατεὅ τι ἐρρέθη( ἐρρήθηLTr) τοῖς ἀρχαίος, Οὐ φονεύσες· ὃ ς δ’ ἂ ν φονεύσῃ, ἔνοχος ἔσται τῇ, χρίσει.

Слышасте, яко речено быст древним; не убиеши: иже (бо) аще убиет, повинен есть суду.

Ἐρρέθηвыражено безлично. Не называется ни Иегова, ибо закон не был точным и совершенным выражением подлинной и изначальной воли Божией (ср. Мф. XIX:8), ни даже Моисей, допустивший в некоторых случаях необходимую, сознательную уступку низкому уровню религиозно-нравственного состояния народа (ibid.). При том же приводятся не verba ipsissima закона, а лишь их традиционная передача (быть может, в их парафрастическом переложении на народный язык), хотя и выражавшая довольно точно общий смысл узаконения касательно убийства. Ἀρχαίος— не «древними» (т. е. учителями раннейшей, предшествовавшей эпохи πρεοβύτεροιМарк. V ΙΙ, 3–5 [18] Понимание τοῖς ἀρχάιοις в смысле ὑπὸ τών ἀρχάίοις (Beza, Fritzsclie, Ewald) в последнее время почти оставлено. Допустимое грамматически, такое понимание неприемлемо в настоящем случае: 1) такое употребление дательного необычно в ев. Мф. и вообще очень редко в Новом Завете (ср. Лк. XXII :5); 2) по всем аналогиям тогда было бы ει или λέλεκται , вместо ἐρρέθη ; 3) τοῖς άρχαίοις , в соответствии с ὲγ ὼ δέ λέγω ὑμῖν , стояло бы перед глаголом, а не после него; 4) ни один древний переводчик или толкователь не понимал выражения в таком смысле. Zahn, S. 225, Anm. 90. , но именно «древним», т. е. древним генерациям избранного народа, простирающимся в глубь веков до самой эпохи законодательства (ср. Лк. IX:8. 19; Деян. ХV, 21; 2 Петр. II:5; Апок. XII:9; XX, 2). Хотя ветхозаветное откровение имело авторитет глубочайшей древности, однако оно не было окончательным и совершенным выражением воли Божией (ср. Евр. I:1–2), тем более — основанное на нем традиционное предание и истолкование закона (Мф. ΧV, 1–6). Отсюда — необходимость нового и совершеннейшего откровения в лице истинного Мессии.

Не убиеши, οὐ φονεύαεις— форма будущего времени в значении повелительного наклонения с более энергическим оттенком, вместо сослагательного аориста — μὴ φονεύσῃ ς% [19] Сослагательное наклонение аориста и будущее время в «общем» ( κοινή ) языке настолько по своему значению сблизились, что различие в их значении почти стерлось. Последствием этого сближения явилось тo, что будущее проникло в сферу сослагательнаго. Но будущее все же сохраняло свой особый оттенок, — как оставалось, по крайней мере, до III столеиия до Р. X. и особое отрицательное наречие οὐ а не μὴ , — подобно тому, как и в русском языке чувствуется различие между выражениями «ты не должен убивать» и «ты не убьешь». L. Radermacher. Handbuch zum Neuen Testament. Erst. Bd: erster Teil Neutestamentliche Grammatik. Das Griechisch des Neuen Testaments im Zusammenhang mit der Volkssprache (Tübingen, 1911), S.136. .

Ἔ νοχός ἐστιν, нередко употребляющееся при изложении законов об убийстве, — при условии фактического совершения убийства каким-либо лицом — содержит мысль о нравственной вменяемости и соответственной юридической ответственности этого преступления [20] Напр., Исх. XXII :3 ἔνοχός έστιν , ἀντ а π о θανεῖται противополагается οὐκ ἔοτιν αὐτῷ φόνος . Лев. XX :9 ένοχο ; έσται — θανατω θανατούοθω . С ρ . ст. 11. 12. 13. «Ужик крове» οὐκ ενοχός εστιν , если убьет невольного убийцу за стенами города убежища (Числ. XXXV :27. Ср. ст. 31), τοῦ φονεύσαντος τοῦ ἐνὀχου ὄντος άναρεθῆναι , θανατ ῳ θανοτωθήοεται . Второзак. XIX :10: αἱματι ἔνοχος . . Ἔ νοχόςв таких случаях означает «ответствен, подлежит наказанию и взысканию». В полной мере положенному наказанию, смертной казни, подвергался убийца сознательный и преднамеренный, совершивший преступление «вражды ради» — δἰ ἔχθραν(Числ. XXXV:20. 22) или «от ненависти» ( διὰ μῆνιν) (Числ. XXXV:21). Всяк же «убивый душу не хотяй» ( ἀχουαίως), «не вражды ради», «ниже ищай зла ему творити» (ст. 11. 22. 23), пользовался правом убежища в особо предназначенных для того городах, где мог укрываться от мести «ужиков крови» (ст. 11 и парал.) и где он обязан был прожить, дондеже умрет жрец великий ( ὁ ἱερεύς ὁ μέγαςCT. 25), т. е. первосвященник. Следовательно, и невольный убийца подвергался все же некоторым ограничениям. На страже справедливости и охранения закона о наказании убийц стоял суд синагоги. Да не умрешь убивый, дондеже станет пред сонмом на суде ( οὐ μὴ ἀποθάνῃ ὀ φονεύωνἕ ωςἂ ν στῇ ἔναντι τῆς συναγωγῆς εἰς χρίσιν. Числ. XXXV, действовал в эпоху земной жизни Господа, существовали местные суды по городами даже по деревням, высший же суд — τό σονέδριον— находился в Иерусалиме [21] Подробности см. у Е Schürer’a Geschichte des Jüdiscрen Volkes иь Zeitalter, Jesu Christi. 4 Aufl. Zw. Bnd. (Leipz. 1907), S. 223 folg. .