Джон Гриндер - Шепот на ветру

Теперь представьте себе, что вы спите – в 5 часов утра, перед рассветом. Вдруг вы чувствуете, что ваша кровать начинает резко двигаться. Вы слышите скрип и глухой стон всего вашего дома. Вы спрыгиваете с кровати и мчитесь, чтобы выхватить из кроватки своего младенца и вынести его из дома. Лишь гораздо позже, в безопасности, вы обнаруживаете, что вы поранили в кровь ноги осколками стекла, когда бежали из шатающегося дома, спасая своего ребенка. И вдобавок на вас нет приличной одежды – это еще одно калифорнийское землетрясение.

Теперь представьте себе, что вы находитесь в кухне и готовите свое любимое блюдо. Вы слышите классическую музыку, тихо играющую поодаль, разговор соседей через забор, шум детей на качелях… Воздух наполнен сладостным запахом фрезий, стоящих в вазе посреди стола. Вы видите последние лучи великолепного солнечного заката, когда наше жизнетворное светило медленно погружается за горизонт Тихого океана. И все это происходит без малейшего участия языка. Это весьма важно, поскольку это отчасти определяет качество вашей жизни.

Применения к традиционному различию Карта /Территория.

Как мы знаем, процессы, доставляющие нам данные о мире – это множество операций, действующих на эти данные, преобразуя их еще не вполне ясными нам способами. Мы знаем, что есть существенные различия между миром и нашим представлением мира. Однако в большинстве случаев мы еще не в состоянии сколько-нибудь точно определить, в чем состоят эти различия. Таким образом, мир, каким мы его знаем, это не территория, а результат ряда неврологических преобразований. Один из самых распространенных штампов НЛП – это различение, приписываемое Кожибскому, подчеркивавшему, что мы создаем мысленные карты для представления территории (подлинного мира, где мы живем), а затем обращаемся с этими отображениями так, как если бы это были представляемые ими вещи. Все это резюмируется изречением:

Карта – это не территория .

Мы утверждаем, что Кожибский был еще слишком консервативен, говоря, что карта – это не территория. Как мы полагаем, даже его территория не является территорией 6.

Критерий полезности.

Теперь перед нами возникает вопрос, каким конкретным образом эти естественные языковые преобразования продолжают формирование наших уже преобразованных представлений того, что происходит вокруг нас. Второе отображение – функция под названием «язык» – в принципе свободно от всех ограничений, кроме полезности; этот критерий близок и дорог сердцу любого моделировщика НЛП. Под полезностью мы понимаем тот факт, что, как и при создании всех моделей, основным критерием оценки является простой вопрос:

Работает это или нет?

Иными словами, приводит ли наш способ использования языка для обработки преобразованного мира, который представляет нам ПД, к достаточно эффективной способности манипулировать им для достижения наших целей? Лингвистические преобразования выполняют утилитарные подразделения этого воспринимаемого мира, и вопрос в том, приводят ли они к желательным для нас результатам. Заметим, что мы применяем эти категории НЕ к миру, а к изображению мира, построенному на ПД неврологическими преобразованиями.

Как мы полагаем, важно подчеркнуть, что наше использование лингвистических отображений вовсе не связано требованием истинности (что бы оно ни означало); нет никакого необходимого соответствия между нашим способом подразделения опыта, воспринятого на уровне ПД, и подлинным строением мира; нет изоморфного отображения (взаимно однозначного соответствия, сохраняющего отношения элементов) между миром и первым доступным для нас его изображением – ПД. Далее, нет изоморфного отображения между этим представлением ПД и его лингвистической кодировкой. Конечно, как и в случае любой модели НЛП, универсальная моделирующая деятельность языка не изменяет структуры того, чему язык дает название. Эта структура, как можно предположить, остается неизменной, что бы мы ни думали о нашем лингвистическом творчестве.

Однако – и этот критерий применим как к созданию языка, так и к моделям НЛП – если наши попытки наложить на мир некоторую структуру посредством языка слишком расходятся с подлинной структурой и поведением вещей и процессов, это приводит нас к неспособности эффективно манипулировать воспринимаемым миром. При таких обстоятельствах, под давлением обратной связи, мы реорганизуем нашу модель – лингвистические категории, которые мы накладываем на воспринимаемый мир. В этом смысле наши естественные языки и структуры, налагаемые ими на наш первичный опыт (ПД) – это свидетельства о длительном эволюционном процессе проб и ошибок, создавшем языковую обработку мира. Эти отображения, связывающие ПД и лингвистические категории наших языков, представляют накопленную мудрость наших предков и результаты исторического процесса – поиска полезных манипуляций воспринимаемым миром, осуществляемых посредством языка.

Можно предположить, что главной функцией мозга, нервной системы и органов чувств является не продукция, а устранение… Функция мозга и нервной системы – защитить нас от подавления и замешательства при восприятии всей этой массы главным образом бесполезного и несущественного знания, преграждая доступ большей части того, что мы могли бы воспринять или запомнить в любой момент, так что остается лишь та небольшая и специальная выборка, которая, по-видимому, может быть практически полезной… Чтобы сделать возможным биологическое выживание, Разум в Целом должен быть профильтрован через сужающую воронку мозга и нервной системы. Из другого конца воронки вытекает жалким ручейком тот вид сознания, который помогает нам оставаться в живых на поверхности этой особой планеты. Чтобы формулировать и выразить содержание этого сокращенного восприятия, человек изобрел и бесконечно разработал символические системы и неявные философии, которые мы называем языками. Каждый индивид получает выгоду от лингвистической традиции, в которой он родился, и в то же время становится ее жертвой, жертвой, поскольку она укрепляет в нем веру, что суженное восприятие – это единственно возможное восприятие, и поскольку она обманывает его чувство реальности, слишком уж побуждая его принимать свои понятия за данные, свои слова за подлинные вещи.

Олдос Хаксли, Врата восприятия , Нью-Йорк,

Харпер и Роу, стр. 22-23.

Таким образом, лингвистические преобразования всевозможных структур, представляемых ПД, организуются в принципе относительно свободно; сами же эти структуры являются малопонятным изображением всевозможных структур, какие могут быть в реальном мире, с прибавлением всевозможных вкладов, вносимых самими структурами обрабатывающих механизмов.