Александр Силаев - Философия без дураков [Как логические ошибки становятся мировоззрением и как с этим бороться?] [litres]

Если эти условия выполняются, то общество считается приближенным к справедливости. Например, монарх и феодал почти не могут потерять свой статус, как бы плохо ни играли (исключения, когда для потери статуса человеку приходится терять голову, лишь подтверждают правило). А президент – может, поэтому либерал за республику. Аналогично, капиталист всегда держит капитал на кону, если это правильный капитализм, а наследная аристократия – нет. Заметим, что в формально социалистических странах кастовости может быть больше, по сути, это возврат к модели наследной аристократии при большем участии народа в пироге. Для либерала это – несправедливость. Лучше небоскреб с лифтами, чем пятиэтажка с блок-постами на лестничных клетках.

Единственное, что, возможно, мучило бы либерала – сомнение в том, какую роль в «успехе» играет случайность. Настоящая, то есть «второго рода». Понятно, что какую-то играет. Если доказать, что слишком большую, это могло бы сдвинуть в сторону социалистической аксиологии. При этом нужно еще второе доказательство , что борьба с выявленной случайностью не приведет к большей несправедливости. Например, можно обложить огромным налогом все крупные выигрыши в лотерею, но это сделает лотереи лишь более несправедливыми. Там и без того плохое матожидание, налоги сделают его ужасным, в чем смысл? Кстати, по той же логике надлежит частично компенсировать крупные проигрыши в казино, но это лишь налог на всех в пользу лудоманов, не более.

Можно платить из общего бюджета всем жертвам несчастных случаев, но зачастую несчастный случай – следствие реализации взятых рисков. Например, есть опасные виды спорта. Пока все хорошо, спортсмен получает деньги, славу, восхищение зрителей. Получается, что общество компенсировало бы его риск, никак не участвуя в его бонусах. Вряд ли это справедливость. Также можно острый приступ почти любой болезни рассматривать как своего рода несчастный случай и скидываться на компенсацию пострадавшему. Но слишком часто сама болезнь лишь вероятностное следствие образа жизни, и если выкупать риски всем миром, то это опять подарок худшим от лучших. В конце концов, человек мог застраховаться, не так ли? То, что мы сейчас говорим, может показаться банальностью. Менее банальным будет вывод.

Вопреки ожиданиям, собес уменьшает справедливость в мире.

Возвращаясь к Ролзу, его модель, будучи реализованной, подрывала бы эволюцию тем, что учитывала только ныне живущих. Модель кажется воплощением альтруизма, но вообще-то это групповой эгоизм, где будущее принесено в жертву настоящему.

Допустим, в обществе появляется некое перспективное меньшинство. Оно обладает перевесом в знании, быстро подбирает под себя ключевые ресурсы и доминирует. Перед вуалью никто не знает, будет ли он в этом меньшинстве, но само слово меньшинство говорит, что, скорее всего, не будет. Значит, он будет за то, чтобы свести перевес к нулю. Если в будущее проходит только что-то одно, а другое обречено на гибель, справедливость, понятая по Ролзу, требует уничтожить носителей лучшего знания вместе с ним самим.

Если ставить вопрос на такое голосование, Колумб не должен был открывать Америку. Ее вообще запрещено открывать. Перед нами, как положено, вуаль. Вопрос ставится на голосование тех, кого он касается непосредственно здесь и сейчас. Инки, ацтеки, возможные конкистадоры. Кого больше? Кого сильнее касается?

А теперь смотрим вдолгую. Левые сторонники Ролза полагают, что максимизируют счастье людских существ. Измеряется это, вероятно, в человеко-часах существования, признаваемого сносным. В каком сценарии – открытой или навсегда закрытой Америки – этого в итоге больше? Оберегая инков и ацтеков XVI века, мы приговорили бы к нерождению сотни миллионов людей. Главное, что принесли европейцы на континент, – знание и технологии. Они, в свою очередь, подняли плотность населения в разы и на порядки. А «совокупное счастье» – это прямая функция от общего числа существ и косвенная от их знаний, так ведь?

И это не единичный пример.

Почти любой прорыв знаний можно поставить под вопрос и отменить, потому что большинству это не понравилось бы.

Это связано с асимметрией, как только появляется новый пирог, от него откусывают не все. А многие еще и теряют заначку в виде старых сухарей. Психологически боль потери по модулю всегда сильнее, чем радость выигрыша. Если заранее не понятно, где я, то унесите пирог обратно. Деды на сухарях жили, и мы проживем.

Если смотреть шире, большинству не понравилась бы эволюция в целом.

Если я пока непонятно кто, то естественный отбор – это то, где меня, скорее всего, не выберут. Отмените это, пожалуйста. Вечная стагнация – предел, к которому стремиться модель.

Стагнация означает, что совокупное счастье как базовый параметр оптимизации пролонгированной системы – пошло к чертям. Численность популяции, сложность психики, инструментальная мощь – все это выброшено как цели, если выброшена эволюция. Чтобы завтра здесь жили сложные существа, чтобы их было много, чтобы они жили долго и счастливо – сегодняшним существам должно быть иногда неприятно, а некоторым должно быть смертельно. А если важнее всего счастье неандертальцев, планета обойдется без кроманьонцев. Мы достаточно в себе уверены, чтобы хотеть быть последними людьми на земле?

Это глобальная картинка, но то же самое будет и на локальной. С победой социалистической аксиологии неизбежно должно замедляться развитие. Оно слишком жестко, слишком похоже на конкуренцию и отбор, чтобы отвечать текущей выгоде большинства. В моменте большинство, скорее всего, обрадуется, если изъять ресурсы у тех, кто смог их аккумулировать, и пустить на общее потребление. Сначала будет карнавал, равенство, братство, а потом начнутся проблемы. Через десять лет карнавала будет меньше, чем было до начало эксперимента. Через сто лет, если линию проводить упорно, потомки социалистов окажутся в существенно худшем мире, чем могли бы оказаться. При этом в каждый отдельный момент – решения принимались бы либо к прямой выгоде, либо к ощущению выгоды у большинства. Прижать спекулянтов, усилить надзор и прочее, что оно так любит. Чем-то это напоминало бы наркоманию: занять кайф у будущего под процент. Давайте не обольщаться, социализм – это наркота. По крайней мере в аксиологическом смысле.

Допустим, договорились: равенство – это не справедливость. Можно даже слитно: равенство – это несправедливость. А справедливость это соответствие, но здесь надо уточнять. Чему именно соответствие? При разных правилах социальных игр у нас будут разные чемпионы.