Павел Норвилло - Факторы эффективности взаимодействия руководителя с группой

А с другой стороны, элементы состязания могут присутствовать внутри совместной деятельности. Например, когда по ходу военных действий задачу овладеть одним и тем же мостом, перевалом или иным важным объектом получают сразу несколько самостоятельных боевых единиц. И тогда вся слава и почести за решение поставленной задачи обычно достаются той части или подразделению, чей флаг первым поднялся над искомым объектом. Хотя на практике важнейшей составляющей чьего-то прорыва нередко становятся как раз действия «конкурентов», активным натиском отвлекающих на себя главные силы врага. Однако даже если отставшие в подобном «соревновании» будут недовольны собственным «проигрышем», всё равно достигнутый другими успех не станет для них «чужим», а будет восприниматься как ещё один шаг на пути к общей победе. Точно так же и в любой другой ситуации, когда люди искренне стремятся к некоторому результату, достичь которого можно только при объединении усилий, они могут испытывать определённое разочарование от того, что кто-то действует более грамотно и умело, чем они, и раньше их оказывается на рубежах, где они сами рассчитывали «отличиться». Но никакие личные переживания не заставят участника совместной деятельности мешать партнёрам продвигаться к тому, что является в том числе и его мотивом. Выступать против планов и действий членов своей группы человек будет разве что тогда, когда эти планы покажутся ему ошибочными либо менее эффективными по сравнению с иными предлагающимися вариантами. И такие частные столкновения интересов опять-таки будут лишь следствием единства фундаментальной мотивации, поскольку партнёры будут пытаться – в меру своего понимания – оградить друг друга и группу в целом от отдаляющей конечный успех пустой траты времени и сил.

Так что в своём современном бытовании понятие «конкуренция», наряду с прямым осознанным противоборством сторон (в каких бы формах оно ни проявлялось), включает в себя также ситуации, содержащие некоторые объективные предпосылки для возникновения отношений межличностного противодействия в смысле фигуры 6. А вот реализуются эти предпосылки или нет, будут определять как раз субъективные настроения участников. Ибо одни люди, узнав, что кто-то ещё хочет добиться одинакового с ними результата, могут увидеть в этом не повод для развязывания конкурентной войны, а хорошую основу для выработки плана совместных действий. Тогда как другие, начав соревноваться в рамках вроде бы общей работы, порой настолько увлекаются, что партнёр превращается для них в настоящего личного врага, а сотрудничество заменяется ожесточённой борьбой (история политики, не говоря уже о бизнесе, помнит немало таких примеров). А значит, независимо от того, какой паре терминов будет отдано предпочтение, решим ли мы приравнять по содержанию и объёму «взаимодействие» к «кооперации» или «конкуренцию» к «противодействию», всё равно это будет противоречить традиции.

Из чего, в свою очередь, следует, что попытки закрепить для обозначения совместного действования, взаимо-со-действия какой-либо из уже прижившихся в психологии терминов потребовали бы стольких оговорок и уточнений, что вместо прояснения ситуации это лишь запутало бы даже подготовленную аудиторию. Так что от подобных попыток придётся отказаться. Но и именовать всякий раз фигуру 5 её полным титулом – межличностные взаимоотношения, в которых участники разделяют интересы и поддерживают действия друг друга – тоже, разумеется, было бы крайне неудобно. Чтобы сложный по смыслу научный текст хотя бы по внешности оставался насколько возможно простым и компактным, для обозначения остающегося безымянным вида межличностных процессов именно требуется сформулировать пусть новый, но достаточно короткий термин. Ну а чтобы искомый термин в самой своей форме содержал указание на обозначаемую им реальность и в тоже время не слишком выделялся среди привычных и всем знакомых соседей, представляется разумным не изобретать чего-то совершенно нового, а образовать нужное нам название уже опробованным методом сочетания родового имени с уточняющим видовым определением.

Придя же к такому заключению, остаётся лишь заметить, что взаимопомощь людей будет считаться частным случаем взаимодействия при любой более или менее широкой трактовке этого понятия. Исходя из этого, а также из того, что в смысловом переложении ко-оперирование – это и есть совместное действование, на наш взгляд, логически и стилистически корректно будет определить межличностный процесс с взаимной субъективной включённостью и положительным отношением участников к интересам друг друга как «кооперативное взаимодействие (людей)». А если сокращённо, то «(к)взаимодействие». Но так как в последующем изложении нам предстоит много говорить о кооперативном взаимодействии людей и почти не придётся обращаться к взаимодействию вообще, то там, где по контексту будет очевидно, что имеются в виду только отношения взаимной помощи и содействия, мы всё-таки позволим себе не загромождать текст даже краткой формой и использовать термин «взаимодействие» просто как название фигуры 5 из классификации межличностных процессов. В тех же немногих случаях, когда будет заходить речь о взаимодействии в более широком смысле, это будет специально уточняться.

Собранные в предыдущих главах наблюдения и выводы в сумме дают нам следующее определение группы: «Группу образуют люди, кооперативно взаимодействующие для достижения общего мотива».

На первый взгляд, этот вывод противоречит довольно распространённому подходу, полагающему достаточным признаком группы общую цель. Однако более детальный анализ показывает, что сей подход отличается незаурядной непоследовательностью и противоречит прежде всего самому себе. Потому что, демонстративно отвергая тезис, согласно которому группа может сформироваться только на основе общей деятельности и общего мотива, в своих обмолвках и паралогизмах апологеты «целевой» группы неизменно возвращаются к признанию определяющей роли мотива.

Вот типичный пример: «Коллектив – это группа людей, составляющая часть общества, объединённая общими целями и близкими мотивами совместной деятельности, подчинёнными целям этого общества»; «группу, организованную только внутренними целями, не выходящими за рамки этой группы, следует оценивать только как корпорацию» (Коллектив и личность, 1975, с. 13). На первый взгляд, позиция авторов вполне определённа и категорична: единство мотивов или единый мотив членов группы – это явление если и возможное, то точно не обязательное и не привносящее с собой ничего принципиально нового. Вот только если это так, если для группы первична цель и вторичны мотивы её членов, тогда для чего вообще упоминать о «близких мотивах совместной деятельности»? Опираясь на то, что мы знаем о межличностных взаимоотношениях, логичнее всего предположить, что такая оговорка призвана исключить из рассмотрения ситуации, в которых стремление получить некоторый результат одновременно подразумевает, что этот результат должен получить «только я и никто другой». Ибо в таких случаях именно одинаково формулируемая цель побуждает людей всячески препятствовать любому, кто желает того же, что и они, реализовать свои пожелания.