Хью Пратер - Заметки для себя: обретение моего Я

***
Когда я впервые стал пробовать быть собой, то временами чувствовал себя в ловушке своих чувств. Я думал, что примирился с чувствами, которые у меня были, что я не смогу изменить их, и не попытаюсь изменить, даже если смогу. Я видел много негативных чувств в себе, которых не хотел, и при этом чувствовал, что я должен выражать их, если собираюсь быть самим собой.
С тех пор я обнаружил, что мои чувства изменились и что я могу руководить их изменением. Они изменились просто потому, что я стал о них беспокоиться. Когда я признал свои чувства, они стали более позитивными. И они изменяются, когда я выражаю их. Например, если я говорю человеку, что он мне не нравится, я обычно отношусь к нему лучше (после этого).
Вторая вещь, которую я обнаружил, что мое нежелание выражать негативное чувство является чувством в себе, частью меня, и если я больше хочу не выражать негативное чувство, чем хочу это сделать , тогда я более буду самим собой, не выражая его.
***
Принять то, что есть. Это то, что требуется. Принять реальность такой, как она существует для меня сейчас . До недавнего времени я беспокоился по каждому малейшему решению — чтобы мне одеть? — чего мне не стоит есть? — закрыл ли я дверь? — не волнуюсь ли я слишком много? Теперь же эта тревога является моей реальностью.
***
Не борись с фактом, сообразуйся с ним.
***
Хулиган во мне всегда хулиганит именем принципов или именем правил. Хулиган во мне всегда имеет резон для своих действий, и эта причина всегда идеалистична. Эта часть меня является неженкой — она прячется за “тем, что правильно”, и поэтому я должен не обижать мое желание.
***
По-видимому, я должен вступать в соприкосновение с моим желанием обидеть до того, как я смогу соприкоснуться с моим желанием не обидеть.
***
Во мне есть потенциал для совершения любого пагубного действия, о котором мне известно, что оно совершается другими людьми, и если я не ощущаю этот потенциал, то могу в любой момент оказаться под контролем тех же самых побуждений. Я свободен от этих побуждений, если только признаю, что чувствую их, и, ощущая их и сознавая их как часть себя, делаю выбор не следовать им. Только на этом пути могу я начать вновь обретать отринутые части самого себя.
И только таким способом могу я узнать, что есть то, что я осуждаю в других.
***
Временами я хочу сделать больно или напугать Музвуд. Особенно это чувство возникает у меня, когда она съеживается. Но когда я осознаю эти чувства и не пытаюсь мысленно обойти их стороной, а продолжаю сознавать их, идти вперед и плыть по течению вместе с ними, тогда мои чувства становятся более позитивными, и я играю с ней в такой грубоватой манере, которая ей нравится. Осознание, по-видимому, трансформирует ее в моем сознании. Секундой ранее она была объектом для пинка; сейчас она — моя собака, со своими чувствами, и я не хочу причинять ей боль.
Если, с другой стороны, я избегаю своих пагубных чувств и не опознаю их как часть себя, или даже если я осознаю их, но борюсь с ними, тогда они становятся опасными. Бороться со своими чувствами — значит осуждать себя за их присутствие, и получается так, как если бы осужденная часть меня отвечает тем, что становится злобной.
Осознание, глубокое полное осознание всегда, как представляется, заставляет мою энергию действовать более позитивно.
***
Я начинаю думать, что нет деструктивных чувств, только деструктивные действия, и что мои поступки становятся деструктивными только тогда, когда я осуждаю и отрицаю свои чувства. Если я говорю, что не хочу чувствовать именно так, то я игнорирую тот факт, что я чувствую так и что это чувство есть я. Данное чувство — это одно чувство; нежелание так чувствовать есть другое чувство, и оно не приводит к исчезновению первого чувства. Я могу изменить свою реакцию на чувство, но освободиться от него я могу не более, чем избавиться от себя. Когда я отрекаюсь от чувства, я не разрушаю его, я только лишаюсь своей способности влиять на него по своему желанию. Забраковывая его, я перестаю верить, что оно является частью меня, и в результате этого оно оказывается живущим собственной жизнью и принуждает меня реагировать на него привычным (стереотипным) образом. Но если я понимаю (вижу), что чувствую это чувство , тогда я сохраняю свою способность влиять на него по собственному выбору, а не боясь его.
***
Сегодня вечером маленький мальчик упал мне на колени и посмотрел на меня с надеждой на любовь. Я чувствовал скованность и неловкость. Я так напряженно бился над тем, как я “должен” чувствовать, что не сделал достаточно длинную паузу, чтобы понять, как я действительно чувствовал. Возможно, опасение, что я не чувствую любовь, которую я мыслил как должное, было беспочвенным и она могла обнаружиться, если бы я не боялся всмотреться в себя.
***
Когда Гейл заболевает, я обижаюсь, затем сержусь, затем ничего не чувствую. Я чувствую обиду: она предъявляет мне требование, которое я не могу исполнить (я не могу быстро исправить положение вещей); она использует мое драгоценное время; она создает беспорядок. Затем я чувствую гнев, поскольку думаю, что не должен обижаться, когда кто-то болен. Затем я предписываю себе и своим эмоциям заткнуться всем вместе. Но если в середине всего этого я делаю достаточно длинную паузу, чтобы вглядеться внутрь себя, то обнаруживаю, что эти негативные чувства видятся поверхностными и что более глубоко во мне есть более позитивные, любящие чувства. Мне трудно сохранять с ними контакт в таких обстоятельствах, и я наверняка теряю их, если пытаюсь действовать более сочувственно, чем ощущаю.
***
Если я не приму свои ошибки, я совершенно точно буду сомневаться в своих достоинствах.
***
Если я действительно приму свое поведение, то не буду больше рассматривать его как ошибку.
***
И мое тело, и мои эмоции есть моя данность, и мне также бесполезно осуждать себя за чувство испуга, незащищенности, эгоизма или мстительности, как и сходить с ума из-за размера своей ноги. Я несу ответственность не за свои чувства, а за то, что я с ними делаю.
***
Мне в такой же степени бесполезно пребывать не в духе по поводу мысли, которая у меня только что была, как и критиковать себя за что-то, что я сделал в прошлом году. О'кей, то — это то, что я только что подумал; сейчас же это является тем, что я думаю.
***
“Ты не должен так чувствовать”. — Мои эмоции не порождаются в соответствии с законами аристотелевской логики. Мое сознание не может знать, что мое тело “обязано” чувствовать. Мое тело во всех случаях имеет свои собственные причины, чтобы чувствовать таким образом, как оно чувствует, и все уже принято во внимание (что мое сознание не может сделать) так, что и не может возникнуть иного чувства.
***
“Не осуждай себя за свои чувства”.
“Даже за осуждающие?”
***
“Не переживай”.
“Но я переживаю ”.
***
Я чувствую, что я чувствую то, что я чувствую.
***
Меня просто попросили куда-то пойти. Я сказал: “Я не могу. Я должен остаться дома. Гэйл больна”. Очевидно, я не принял ответственность за мои действия. Надеюсь, в следующий раз мне достанет мужества заявить, что я делаю то, что я делаю, потому что я хочу это делать.
***
Я замечаю иногда, что думаю “я должен сделать так-то и так-то” для того, чтобы скрыть мое желание так сделать. Если я “должен” сделать так, то мне не надо признавать, что я хочу или чего я не хочу.
***
Требование быть неэгоистичным является невозможным идеалом. Каждый из нас полностью эгоистичный в том смысле, что мы всегда делаем то, что хотят отдельные части нашего “я”. Щедрость переживается, по крайней мере, как столь же стоящая, как и жадность. Эгоизм ни хорош, ни плох по своей природе — это зависит от направленности нашего эгоизма, соответственно тому, помогает ли он или вредит.
***
Есть ложь в моих высказываниях, которая взрывается в разговоре и удивляет меня. Иногда я предпочитаю исправлять эти обманы прямо на месте и, когда я так делаю, то обнаруживаю, что у большинство людей мнение обо мне не ухудшается. Эта разновидность лжи, когда я ее замечаю, обычно помогает мне понять, в чем я ощущаю неадекватность — зоны, где я мог бы быть более принимающим самого себя.
Другой род ложных высказываний проявляется, когда я думаю, что могу предвидеть последствия того, что я сделал. Тогда у меня возникают фантазии о том, как я могу (собираюсь) объяснять дела. Я заметил, что если эти фантазии продолжаются незамеченными, то они имеют тенденцию убеждать часть меня, что дела случились более благоприятно, чем это было на самом деле, и я прекращаю лгать — наполовину поверив, что это правда. Но если я осознаю эти фантазии, то могу что-то сделать, чтобы разрушить этот паттерн: я могу сделать весьма ясным для своего сознания, что действительно случилось и что мне надо бы сказать, если я хочу сказать правду. Я нахожу, что одно лишь это нередко требует настойчивой попытки. Однако, после этого я обычно хочу сказать правду, и если я и не говорю правды, то гораздо лучше ощущаю ложь.
***
Когда я оцениваю свои фантазии по тем ценностям, которые они выражают, то удивляюсь их мелочности.
***
Часто мои фантазии выражают скорее то, как я хотел бы чувствовать, а не то, как я чувствую. Вот человек, которого я боюсь, и я фантазирую роль очень сильной личности — когда в действительности я чувствую слабость в отношениях с ним. Хочу ли я реализовать себя? О'кей, реальность в том, что я боюсь его.
***
Если я обнаруживаю, что боюсь быть избитым, то не должен выбирать между либо повиновением диктату страха, либо сопротивлением ему; у меня есть альтернатива — осознать то, что я чувствую в этот момент, и разрешить себе делать все то, что вырастает из этого. Самоосознание умножает мои варианты, мою сферу выбора.
***
Страх — это помеха, препятствующая мне прислушиваться к интуиции.
***
Тревога, страх, паника и т. п. — это бегство от чего-то. Что-то есть там, в уголке моего сознания, какая-то мысль, какой-то образ, на который я не хочу взглянуть, от которого я хочу убежать.
Страх часто есть признак того, что я избегаю себя самого.
***
Может быть естественный, здоровый страх, но страх, который я не люблю и которому не хочу повиноваться, — это страх, заставляющий меня действовать вопреки моим собственным чувствам или действовать до того, как я осознаю свои чувства. Это обычно боязнь не понравиться другим людям. Чаще всего это страх не сделать то, что, как я (молниеносно) предполагаю , ожидают другие. Я чувствую себя меньше, слабее и менее индивидуальным после того, как действовал под влиянием этого рода страха. Я хочу быть осведомленным об ожиданиях окружающих, но не хочу подчиняться их деспотическому воздействию. Если я непроизвольно делаю выбор, противоположный ожиданиям других, я все равно остаюсь под контролем. Что я хочу, так это действовать на основе любви и уважения к себе самому.
***
Способ быть наиболее полезным другим людям заключается для меня в том, чтобы делать то, что именно сейчас было бы наиболее полезно мне.
***
Я не столько заинтересован в том, что я делаю со своими руками или словами, сколько в том, что я делаю со своими чувствами. Я хочу жить из себя, а не в себя.
***
Большинство слов возникали как описание внешнего мира, отсюда их неадекватность в описании того, что происходит внутри меня.
***
Хотеть сделать что-нибудь — это желание, а не грамматическое предложение. Когда я “решаю”, что хочу сделать, я перевожу мое желание в предложение и затем следую этому предложению; я вынимаю это желание из моего тела и помещаю его в мое сознание. Вопрошание себя “Что я хочу сделать?” пробуждает в сознании мои привычные ответы на этот вопрос, привносит неотносящиеся к делу вещи, которые я “должен” хотеть сделать, и оно игнорирует тот факт, что может и не быть адекватных слов для описания того, что я чувствую в этот момент.
***
Форма большинства ситуаций подразумевает, по традиции, соответствующую эмоцию: например, твоя жена обрушивается на тебя, поэтому ты бесишься (когда в действительности ты можешь быть возбужден). Я часто реагирую скорее по методу “как надо” чувствовать, чем так, как я чувствую . Смущение или нерешительность — явные признаки такого поведения.
***
Если я хочу прояснить, что именно я хочу делать в этой ситуации, тогда было бы полезно для меня быть уверенным, что я знаю разницу между тем, как я вижу этих людей и как каждый мне о них рассказывает. Я не рассматриваю Руди как злобного. Как я его вижу? — здесь я сталкиваюсь с проблемой того, как я действительно вижу его в этот момент в противоположность попытке остаться в согласии с тем, как я говорил каждому о своем взгляде на него.
***
Я могу вернее понять, что я действительно чувствую, если думаю “я” вместо “ты” и перестаю говорить с собой в третьем лице. Третье лицо предполагает публику и таким образом навязывает социальное “должен”.
***
Анализ — это осуждение. Я спрашиваю себя: “Почему ты хочешь сделать это?”. Это зловредный вопрос. Я ищу мотив, который уже пред-осудил как недостойный меня. Вопрошание о моих мотивах ведет к решению помешать желанию, имеющемуся у меня. Более разумным подходом было бы принять желание как мое и просто пытаться изучить его направление, пытаться скорее прояснять его, чем осуждать.
***
Большинство решений, возможно, все, уже были сделаны на каком-то более глубоком уровне и мое прохождение через процесс рассуждений, чтобы добраться до них, кажется по меньшей мере излишним.
Вопрос “Что я хочу сделать?” может часто быть опасливой реакцией на подсознательное решение, которое я уже сделал. Он, по-видимому, совершенно отличается от вопроса: “Что я действительно хочу сделать?” или, лучше “Что я действительно сейчас чувствую?”. Эти вопросы подтверждают, что в любой данный момент времени я испытываю разнообразные чувства и что то, что я хочу делать, заключается в том одном чувстве, которое наиболее важно для меня. Если я могу обнаружить его, тогда желаемое действие будет очевидным и, вероятно, воспоследует естественным образом. На простейшем уровне, если я чувствую “я испытываю жажду”, то не должен спрашивать “Что я хочу сделать?”.
***
Иногда единственный способ для меня выяснить, что же я хочу делать, заключается в том, чтобы двинуться вперед и что-нибудь сделать. Тогда, в тот момент, когда я начинаю действовать, мои чувства проясняются.
***
Быть собой включает и принятие риска относительно себя, принятие риска нового поведения, попыток новых способов “быть собой”, так, чтобы я мог понять, что есть то, чем я хочу быть.
***
Если желание писательствовать не сопровождается действительным писательством, то это не желание писательствовать.
***
Стоя перед холодильником:
Если я вынужден спрашивать себя, голоден ли я, значит, я не голоден.
***
Кто-то спрашивает: Предпочитаешь ли ты сделать так-то– и так-то? В моем сознании образуется картина и, в зависимости от того, что я в ней вижу, это нравится или не нравится, и я говорю, да, я сделаю так, или нет, я так не сделаю. Но эта картина не является пред-познанной, она представляет из себя смесь прошлых опытов, которые будут более или менее непохожи на предстоящее событие.
***
В моей жизни я испытываю нечто такое осязаемое, что становлюсь в тупик от того, почему для этого нет слова в английском языке. Другие люди, с которыми я разговаривал, тоже испытывают это, некоторые намного сильнее, чем я. Это чувство “теперь время сделать это”. Часто, когда меня спрашивают, почему я еще не сделал чего-то, ответом бывает, что у меня это еще не пошло вперед. Астронавты получают сигнал, который приближается к описанию того, что я чувствую, чем что-либо другое из слышанного мною. Это: “Все системы ИДУТ”. — Но они могут, по крайней мере, сказать вам, откуда они идут.
***
Мое интуитивное ощущение естественно верного поступка в данных обстоятельствах, когда оно действительно работает, видимо, каким-то образом принимает во внимание будущие события. Я чувствую “Делай это” и могу видеть смысл этого еще до результатов.
***
Слушать свою интуицию — значит отождествляться со своим целостным осознанием, быть своим целостным опытом, а не только своим сознательным восприятием. Мое тотальное осознание синтезируется в спокойное чувство направления, которое находится над рассудком.
***
Только когда мое внимание становится фиксированным, я действую скорее как часть, чем целое. Когда я предпочитаю свое сознательное восприятие своему целостному осознанию, то не могу более слышать ритм целого.
Спокойствие сопровождает целое. Страх сопровождает часть. Интуиция движется вне фокуса сознательного восприятия, сосредоточенного на конкретном предмете.
***
Было сказано, что каждый из нас в конечном счете одинок. Я предпочитаю думать о том, что (есть) здесь и теперь, как о единственном конечном счете, но это (первое выражение), вероятно, означает то, что наши мгновения одиночества кажутся каким-то образом более истинными, более реальными. Слово “Бог” начинает обретать смысл для меня только тогда, когда я одинок. Оно не имеет значения для меня в дискуссии. Я не думаю, что религия является привлекательным предметом для интеллекта. Я могу верить только тогда, когда я не говорю об этом.
Я нуждаюсь в одиночестве, как нуждаюсь в пище и отдыхе, и, как питание и отдых, одиночество наиболее удовлетворительно, когда оно соответствует ритму моих потребностей. Регулярно планируемое одиночество не удовлетворяет меня.
Одиночество как понятие употребляется скорее неправильно. Для меня быть в одиночестве означает объединение — возвращение — единение меня и природы, меня и бытия (жизни); воссоединение меня со всем. Для меня одиночество в первую очередь означает собирание частей меня вновь вместе — объединение меня самого, посредством чего я снова (еще раз) могу увидеть, что маленькие вещи малы, а большие вещи — велики.
Я верю (думаю, полагаю), что одиночество является глубоким и нужным актом любви к себе и самопринятия.
***
Когда я был “религиозным” 4 4 верующим в себя — прим. перев.Читать дальше