Ошо - Дао: Золотые Врата. Беседы о «Классике чистоты» Ко Суана. Ч. 1

Если весь мир, все человечество отречется от жизни, это станет глобальным самоубийством. Буддистский монах вынужден просить подаяния у тех людей, которые еще не стали монахами. Христианский монах вынужден жить на подаяния тех, кто по-прежнему живет в миру. Никто не может по-настоящему сбежать от жизни, пока он жив — это невозможно. Но ваши истоки могут быть отравлены. Вы не можете сбежать от жизни и не можете проживать свою жизнь тотально: вы начинаете испытывать чувство вины за то, что вы живы, начинаете чувствовать себя так, будто жить — это грех. Вы начинаете ограничивать свою жизнь, насколько только можете, сводите ее до минимума. И даже этот минимум вы принимаете только как неизбежное зло.

Поэтому исчез смех, исчезла цельность. Люди выглядят грустными, их существование стало бессмысленным. Они лишены творчества, они находятся как бы на перепутье — ни здесь, ни там. Вот что наделали ваши религии.

Я согласен с такими людьми, как Бертольд Брехт. Я тоже не поддерживаю так называемую религию и духовность. Но я не могу полностью согласиться с Бертольдом Брехтом по той простой причине, что чего бы ни наделали религии, это не имеет отношения к истинной религии. Истинная религия еще не пришла, истинная религия еще не родилась. Можно быть против христианства, против индуизма, против мусульманства, против буддизма — с этим я согласен — но не нужно быть против религиозности как таковой, потому что это означает, что вы ставите знак равенства между организованной религией и религиозностью, а это не так. Осуждайте священников, осуждайте Папу, осуждайте Шанкарачарью, но не осуждайте Будду или Лао-цзы, Иисуса или Магомета. Они внесли неоценимый вклад во внутренний рост человека: они абсолютно созидательны. Конечно, их толковали не те люди, но разве они в этом виноваты? Их должны толковать такие люди, как Бертольд Брехт.

Так что я могу до какой-то степени соглашаться с Бертольдом Брехтом, а дальше наши пути расходятся. Так называемую религию необходимо искоренить на Земле, потому что это единственный путь для того, чтобы появилась настоящая религия, чтобы появилось подлинное. Но подлинную религиозность нельзя осуждать. Если вы ее осуждаете, тогда и такой результат... Тим Грин сам говорит в своем вопросе:

«...Тем не менее, его мощная творческая любовь сияет как гневный свет в двадцатом веке».

Но любовь не может быть гневной. Гнев разрушителен, а любовь созидательна. Гнев — это проявление ненависти, он никогда не является проявлением любви. Вот в чем упущение Бертольда Брехта. Если вы против религиозности, вы можете творить, но ваше творчество будет патологическим. Оно не будет непринужденным, не будет прекрасным.

И вы можете это видеть. Все современное искусство уродливо, по той простой причине, что в нем нет духовных истоков, в нем нет качества медитативности. Посмотрите на картины Пикассо: они демонстрируют какое-то безумие в этом человеке. Пикассо — гений: будь в нем хоть немного духовности, он превзошел бы Микеланджело. У него есть потенциал, есть талант, у него есть разумность, но чего-то не хватает. Он пребывает в хаосе, у него нет внутренней дисциплины.

Вот почему Микеланджело создает прекрасные произведения искусства, а Пикассо — уродливые творения. При взгляде на картины Пикассо у человека неизбежно возникает ощущение, что в них есть какой-то оттенок безумия.

Есть множество историй о Пикассо...

К Пикассо пришел американский миллионер. Ему были нужны две картины, и он хотел заполучить их немедленно. И он был готов заплатить любую сумму — деньги роли не играли. Пикассо был слегка озадачен, потому что у него оставалась только одна картина. Он запросил очень высокую цену, рассчитывая, что миллионер скажет: «Я куплю только одну».

Но тот ответил:

— Хорошо, я заплачу, сколько нужно. Где картины? Принесите их, вот чек!

Тогда Пикассо вошел в дом, разрезал картину пополам и отдал миллионеру две картины.

В действительности, его картины можно разрезать и на четыре части, это ничего не изменит.

Я слышал еще одну историю:

Одна богатая женщина хотела, чтобы он написал ее портрет, и он это сделал. Когда она пришла и посмотрела на портрет, она сказала:

— Все хорошо, только вот мне не нравится нос. Вам придется его перерисовать.

— Это невозможно, — ответил Пикассо.

— Почему невозможно? — удивилась она. — Я готова за это заплатить. Если вам нужно еще денег, я готова заплатить.

— Дело не в деньгах, — сказал он. — Я просто не знаю, где здесь нос!

Один мужчина ищет себе жену, и он приходит к агенту.

— У меня есть одна красивая женщина, как раз для вас, — говорит ему агент, — очень богатая вдова. Конечно, она немного старше вас, но у нее столько денег, что, думаю, вы не захотите упустить такую возможность. И она красива! Пойдемте со мной, я покажу вам эту женщину.

Мужчина идет взглянуть на женщину. Увидев ее, он не может поверить своим глазам — он никогда раньше не видел настолько уродливой женщины. Один глаз смотрит в одну сторону, другой глаз смотрит в другую сторону, нос крючком, зубы торчат наружу, на голове парик, одна нога длиннее другой. Просто отвратительное зрелище!

— И вы называете эту женщину красивой? — шепчет он на ухо агенту.

— Можете не шептаться, — говорит агент, — она к тому же глухая! Говорите вслух все, что хотите. А если вам не нравится Пикассо, я тут ничего не могу поделать. Я не виноват!

Современное искусство уродливо по той простой причине, что в нем нет никакой духовности. Современная поэзия уродлива. Современная музыка — это просто шум, причем очень сексуальный, потому что когда нет духовности, все, что остается, это сексуальность. Духовность — это та же самая энергия, что и секс, но на ее высочайшем пике, в ее самой утонченной форме. Секс — та же энергия, но очень грубая, на низшей точке. Секс — это животная энергия, и эта же энергия, проходя через искусство духовности, становится духовностью, становится самадхи , становится сверхсознанием. Она становится божественной энергией.

Поэтому Бертольд Брехт злится. Его гнев можно понять. Но гнев не может быть созидательным — даже если он что-то создает, такое творчество всегда несет в себе что-то деструктивное.

Вы удивитесь, когда узнаете, что в юности Адольф Гитлер хотел стать художником. Ему было отказано при поступлении в художественную академию. Тогда он захотел стать архитектором, но ему снова отказали. И этот человек стал самым вероломным из всех известных людей в этом столетии — и даже не только в этом столетии, но и во всей истории. Если бы его приняли в художественную академию, он бы стал еще одним Пикассо. Его картины были бы деструктивными.

Он написал несколько картин — они сохранились до сих пор. Они многое говорят о нем. Он без меры использует цвет крови. Его самые любимые цвета — кроваво-красный и черный. Он работал с этими двумя цветами, ими он рисовал. Он оставил несколько рисунков, своих архитектурных идей — они не похожи на Тадж-Махал, они похожи на психиатрические лечебницы! Но этот человек пришел к власти, он стал политиком, и он стал творить свою живопись, свою архитектуру, свое искусство на живом человечестве, на огромном холсте человечества. И его цветами оставались все те же два цвета: черный, цвет смерти, и кроваво-красный, цвет убийства, гнева и ярости.