Элдерсон Дуг - Хранители откровений. Странствия во имя коренных американцев и Земли

Собравшиеся в трапезной зашумели, и раздалось много голосов в поддержку этой мысли. Люди говорили Ворону, что мы могли бы ненасильственными методами добиваться целей, поставленных АИДом.

— Может, тогда лучше назвать ваш кодекс Кодексом мира, а не Кодексом ненасилия, раз уж вы готовы защищать себя, применяя силу, — сказал Ворон твердо. Он посмотрел на меня. — Если на вашем пути кто-то из АИДа начнет доставлять вам неприятности, Дуг, передай им: Ворон сказал, что ты и твоя трубка в порядке.

Атмосфера разрядилась. Ворон благословил уже остывшую еду.

Во время ужина ко мне подошел один из участников похода.

— Я слышал, о чем говорил сейчас за столом Ворон. Он сказал, что ты прошел некое испытание. И придерживаешься своих принципов. А еще он сказал, что ты первый бледнолицый, кто не позволил отобрать свою трубку.

В согласии с традициями равнин, у целебной трубки может быть только один хозяин, и получить ее можно только из рук признанного духовного лидера. Это большая честь, и большая ответственность, которую не следует принимать легкомысленно. Раскуривая эту трубку, ее хозяин молится за благополучие других. Если человек в беде, он может поднести владельцу трубки табака, чтобы тот покурил за него. В более поздние времена возник спор относительно купленных или проданных трубок, или трубок, подаренных кем-то, чей племенной статус был неясным. Разумеется, споры возникали и о том, может ли обладать такой трубкой человек, у которого мало или совсем нет индейской крови. Особенно это волновало активистов АИДа.

Стоит ли говорить, что для Ворона и ему подобных я не был индейцем. Даже если у меня и были какие-то индейские предки, для них это ничего не значило. В общем, меня радовало уже то, что Ворон уважал Медвежье Сердце и, возможно, меня — по крайней мере настолько, чтобы оставить в покое мою трубку. Меня все еще интересовало, сколь часто будут возникать подобные проблемы в ходе нашего шествия.

Утром Ворон был в хорошем расположении духа. Он сказал, что шествие наше должно быть мирным, и даже извинился перед куратором за вчерашний инцидент и подарил ему белое перо. Я не знаю, был ли этот эпизод своеобразной проверкой или нет, но он помог определить наши групповые ценности, прежде чем мы сделали первый шаг сообща. И еще нам стали понятны боль и досада, которую испытывают многие коренные жители Америки.

В день, когда мы отправлялись в путь, в Медвежьей Долине среди красных деревьев собралось больше ста человек. Мы устроили пикник. По иронии судьбы было первое апреля — День дураков. Мы образовали широкий круг, и каждый мог выйти в центр и сказать что-то напутственное, спеть песню или помолиться. Большинство участников марша делилось переживаниями по поводу того, как они решились оставить работу, близких людей, имущество, безопасное существование — и все это ради семи месяцев пешего похода во имя ценностей, в которые они по-настоящему верили. Для многих это была первая существенная перемена в жизни. Конечно же, к нашему энтузиазму примешивалось немало волнения. Нам предстояло провести в дороге три сезона, прежде чем мы дойдем до Вашингтона. Сильно ли мы изменимся к концу пути?

Майкл Пердю, десятилетний мальчишка из Харбин Хот Спрингс, что в Калифорнии, собирался пройти с нами до Четырех Углов — дорога туда должна была занять не меньше двух месяцев. Он прочитал поэму, сочиненную по случаю нашего шествия:

Мы утратили тайну племени:

Племени добра и знания,

живущих внутри нас.

Оно жаждет ветра;

Оно подобно филину, парящему в небе.

Ему известна истина.

Что же это за чувство, эта молния,

которая озаряет нас время от времени?

Оно ищет темноту ночи,

которая утратила истину знания, силы,

Способностей, мудрости и бесстрашия.

Лишь немногие хранят в себе эти сокровища,

И немногие эти едины в оставшемся племени.

Шестидесятишестилетняя Элис Месси из Западной Вирджинии была самым пожилым участником. Она выразила готовность пройти с нами почти весь маршрут. Самому молодому из нас было всего шесть месяцев, и звали его Псалм. Он беспокойно вертелся на руках у своей матери. В целом наша группа к началу путешествия уже напоминала более-менее сплоченную семью.

Последним речь держал Ворон.

— Вы делаете это ради индейцев, потому что делаете это ради Земли. Вы исполняете древнее индейское пророчество о том, что однажды белый человек совершит шествие во имя Земли. Краснокожие и желтокожие (буддисты) уже делали это до вас. И когда шествие совершит черный человек, круг замкнется, и мы все снова объединимся. Это шествие значительно важнее, чем кажется многим.

Ворон с помощью орлиного пера овеял нас кедровым дымом. Затем все участники марша выстроились в линию, обратившись на восток. Вместе мы сделали первый из семи миллионов шагов, и след этот навсегда остался в густой зеленой траве. Часть моего видения исполнилась. Я ощутил молитвы всех, кто помогал нам начать это дело.

Юный Майкл как нельзя лучше подытожил первый день в своем походном журнале: «Первый день не был трудным. Индеец провел церемонию с орлиным пером. А после этого мы просто сделали шаг — свой первый шаг все вместе. Я бил в барабан. Мы прошли всего три мили. Это было потрясающе».

Мне было интересно, как поход нашего «племени», растянувшийся на многие месяцы, повлияет на становление этого подростка. Какой пример он подаст другим детям? Чему он научит нас?

Через пару дней, после того как мы весь день отдали дороге — мы преодолели семнадцать миль — мои основные тревоги угасли, мне было не до них: мозоли на ногах становились невыносимыми. Рон Гринлайт, знаток трав, приготовил себе «еду» и нам лекарства из того, что сумел найти вдоль дороги: дикая брокколи, лук, крапива, камыш, водяной кресс... Он не собирался тратиться на питание и старался со всеми нами поделиться своей философией. «Когда я срываю плод или растение, я стараюсь посадить семя. Очень важно отдавать земле часть того, что берешь у нее».

Через несколько дней к нам присоединился Ворон и предложил помочь с дорогой. «Я все время посылал к вам воронов, но ни один из них так и не вернулся, — шутил он, — тогда я решил сам проверить, что к чему». Надо сказать, что воронов на нашем пути действительно было много.

Мы сидели у костра на берегу Сакраменто, и Ворон щедро набил табаком большую красную каменную трубку, чтобы все смогли покурить. Свет от огня особо ярко подчеркивал загар его коричневой кожи и глубокий черный цвет длинных волос. Его габариты и зычный голос могли кого угодно напугать. Иной раз он улыбался, как ребенок, шутил и был весьма открыт. Кто знает, может, эта двойственность его характера была не случайной и так он подготавливал нас к пути.