Иерофей - «Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Это влечение, связанное с уязвлением сердца, имеет иную природу и необъяснимо с точки зрения психологии и чувств. В одном из гимнов святой Симеон наглядно объясняет сие:

Видя Тебя, я уязвляюсь в глубине сердца

И, не будучи в состоянии взирать на Тебя,

Не могу, однако, выносить и того,

Чтобы не видеть Тебя [181] Прп. Симеон Новый Богослов. Гимн 14. — Божественные гимны преподобного Симеона Нового Богослова. Сергиев Посад, 1917. С. 74. .

Память этой любви хранила свет Божий в его сердце, и он пишет: "От сладости ее стал я восхищенным вне себя; престало действие телесных чувств моих, вышел я мысленно из настоящей жизни" [182] Прп. Симеон Новый Богослов. Слово 53, 2. — Слова. Т. 2. С. 5. .

Он пишет об этом качестве "святой любви": "О святая любовь… Ибо ты — конец закона, ты, объемлющая меня, согревающая меня и воспламеняющая сердце мое к безмерному возлюблению Бога и братии моих" [183] Там же. С. 7. .

Здесь следует подчеркнуть, что слова "объемлющая", "согревающая", "воспламеняющая сердце", "безмерное возлюбление" указывают на состояние, далекое от состояния обычного человека, и свидетельствуют о пламенном опыте богови́дения, что возводит человека "возлюблением" и "порывом" к Богу.

Этот "порыв" ощущается в текстах старца Софрония и отражен даже в словах, которыми старец повествует об этом явлении. Приведем несколько отрывков.

Вначале речь идет о действии слова Божия, заповедей Христовых. Божественное слово, согласно старцу, есть не просто заповедь, имеющая ту же природу, что и закон, — это энергия Божия, которая действует в сердце человека, "разрывая его очерствевшую ткань" и возрождая его [184] Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. СТСЛ, 2005. С. 233. .

С таким сознанием он подвизался "хранить заповедь Божию". Он говорит о страшном даре "таинственного хождения по канату, натянутому через бездну, связующему два конца ее. Скоро это преложилось в видение рук распятого Христа" [185] Там же. С. 82. .

Примечательно, что чувство бездны "преложилось в видение рук распятого Христа", что он "бывал распят учением Христа" и, более того, что ему "предстало висящее на кресте тело Господа подобным чудному мосту между небом и землею". Вся эта сцена, и в особенности фраза "мне предстало", указывает на то, что речь идет об опытном откровении, а не о некоем образе, порожденном воображением или рассудком. Это описание говорит о богословской важности заповедей Христовых.

Важно отметить, что в духовной жизни, в подвиге перерождения сочетаются периоды богооставленности "вместе с предельным напряжением соблюдать заповеди Божии". В этом состоянии чем больше человек чувствует свою оставленность Богом, тем больше он стремится к исполнению Его воли. Именно это происходит с человеком, который вкусил явление Божие [186] Там же. С. 164. . Старец десятилетиями молился, чтобы Бог дал ему вдохновение следовать за Христом, куда бы Он "ни пошел". Кто любит Христа, хочет следовать за Ним и исполнять Его волю везде и во всем, вплоть до Гефсимании и Голгофы [187] Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. СТСЛ, 2005. С. 145. .

Старец Софроний был человеком молитвы. Уже с юношеского возраста он приобрел навык к молитве. Но когда он познал Христа в Его самооткровении, тогда молитва стала для него естественным состоянием духа. Говоря о молитве, он много раз упоминает "неутолимую молитву", "непрестанную молитву", "неудержимое стремление к болезненному покаянию", "чистую молитву", "жажду Бога", непрерывное обращение к Богу и т. д. Эти фразы показывают огромную глубину молитвы старца Софрония [188] Там же. С. 226–227. . В другом месте он пишет, что "молитва принимает характер стремительного потока" [189] Там же. С. 126. .

Старец Софроний погрузился в молитву еще до монашества и затем, еще глубже, в монастыре Святого Пантелеймона на Святой Горе, в пустыне Святой Горы и в келии Святой Троицы недалеко от монастыря Святого Павла, — и это состояние молитвы отражено в его книгах. Особое внимание он уделяет описанию молитвы в пустыне, в пещере: это была "исключительная привилегия" отдаться "такой беззаботной молитве", которая владела им "месяцами" [190] Там же. С. 174. .

Молитва совершалась с неутолимой жаждой. Его душа жаждала Бога и была влекома силой, дающей ему радость и вместе с тем связанной с болью [191] Там же. С. 126. . Эта жажда Бога стала его постоянным состоянием, и внутри него творилась непрерывная молитва. Он пишет: "Дух мой в воздыханиях неизреченных тянулся к живой истине" [192] Там же. С. 302. . И в другом месте он признается, что молитва творилась непрерывно, даже во время сна. Им овладевал плач, и боль души от разлуки с Богом бросала его на пол пещеры. Молитва имела такое напряжение, что его "ум, сердце и тело — все соединялось во-едино, тесно, туго, подобно крепко стянутому узлу". Моментами молитва переходила в видение света [193] Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. СТСЛ, 2005. С. 129. .

Старец использует много образов и эпитетов для описания великой молитвы, которая им владела. Он говорит о "пламенной молитве", о "безумной молитве": молящийся "неудержим и дерзновенен", он молился Богу "как безумный", "в отчаянии" и т. д. Молитва была огненной. Будучи очищающей энергией, сокрушающей и самые кости, божественный огонь благодати Божией, пожигая внутри него все, "преложил его адское безобразие", и он не хотел более возвращаться в мир после долгих часов такой молитвы.

Он пишет о молитве из "болезненного отчаяния": эта молитва возносилась к живому Богу, Богу-Личности, Которого он познал в Его откровении, а не к некой незримой и надличностной силе. Примечательно описание благодатного исступления во время молитвы: невидимая сила переносила его в умное духовное пространство. "Там" он бывал один, исчезала земля, и его "душа в болезненном отчаянии взывала к Богу. Да, я грешный, но жажду Бога, святого Бога" [194] Там же. С. 137. .

Молился он не для того, чтобы исполнять обычное христианское молитвенное правило, а из жажды найти Бога и встретить Его лицом к Лицу. Молитва была личным — ипостасным — фактом его бытия. Когда он молился, то возносил "безумные молитвы", он был "несдержанным, даже дерзким". И в ответ на такую молитву пришел Христос [195] Там же. С. 101. .

Молитвенный порыв, порожденный огнем благодати Божией, был настолько сильным, что старец достиг в чистую молитву и исступление. Когда его "дух" входил в "умную сферу", "покаянный плач" бывал "едино" с созерцаемой им бездной. Конечно, когда речь идет об исступлении, подразумевается не исступление стоиков и не то, что испытывала пифия, т. е. не исход из ума и тела. Исступление есть обращение ума к сердцу, совлечение всякой мысли, даже и благой, соединение души и тела с Духом Святым, приближение к вечности и встреча с несозданным Богом. Душа при этом не скована телом, хотя и остается с ним единой. Так следует понимать и восхищение ума Богом, его таяние от пламени любви, от сердца исходящего. Именно это имеет в виду старец, когда пишет: "Вечность тихо, но властно проникала в сердце мое. Этот сплав всего существа: ума, сердца и тела во-едино давал ощущение целостности бытия, столь отличной от обычного разлада меж духом нашим, душевностью и телом" [196] Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. СТСЛ, 2005. С. 303. .