Афинагор Афинянин - Прошение о христианах

33 Посему, имея надежду вечной жизни, мы презираем здешние житейские дела и даже душевные удовольствия. И жену каждый из нас, которую он взял по установленным у нас законам, имеет только для деторождения. Как земледелец, бросив в землю семена, ожидает жатвы и больше уже не сеет, так и у нас мерою пожелания служить деторождение. Между нами найдешь даже многих и мужчин и женщин, которые состареваются безбрачными, надеясь теснее соединиться с Богом. Если жизнь девственная и целомудренная более приближает к Богу, а худой помысл и пожелание удаляет от Него: то мы, избегая худых помыслов, тем паче избегаем таких дел. Ибо наше богопочтение состоит не в заботе о словах, но в доказательствах и учении делами: нужно или оставаться таким, каким кто родился, или вступать в один брак, ибо второй брак есть прелюбодеяние под благовидным предлогом. <���Кто разведется, говорит (Господь), — с женою своею, и женится на другой, тот прелюбодействует> (ср. Лк.16:18; Мф.19:9), не позволяя ни отпускать ту, которую кто лишил девства, ни жениться на другой. Отступающий от первой жены, хотя бы она и умерла, есть прикровенный прелюбодей, как потому, что преступает распоряжение Божие, ибо в начале Бог сотворил одного мужа и одну жену, — так и потому что разрушает самую тесную связь плоти с плотью, происшедшую чрез половое совокупление.

34 Таковы-то наши правила, наши нравы. О, для чего мне говорить, о чем лучше умолчать? Мы слышим пословицу: <���блудница укоряет целомудренную>. Ибо те, которые устроили торжище блудодеяния и предлагают юношам гнусные пристанища всякого постыдного удовольствия, и даже мужчин не щадят, совершая студодеяния мужчины на мужчинах, и всячески оскорбляя красивейшие и благообразнейшие тела, и бесчестя сотворенную Богом красоту — ибо красота на земле не сама собою происходить, но посылается по распоряжению и мысли Божией, — те самые обвиняют нас за то, что сознают за собою и что приписывают своим богам, как нечто похвальное и достойное богов своих. Прелюбодеи и деторастлители оскорбляют целомудренных и единобрачных, живя подобно рыбам, которые поглощают встречных и преследуют сильная слабейшую. И вот что значить есть плоть человеческую: вопреки законам, которые вы и предки ваши установили для соблюдения всякой справедливости оказывать над людьми жестокие насилия, так что посылаемых вами правителей народов не достает для суда над теми, которым заповедано не уклоняться, когда бьют их, и благословлять, когда злословят их. Ибо для них недовольно быть справедливыми, — а справедливость состоит в том, чтобы воздавать равным равное, — но надлежит еще быть добрыми и терпеливыми.

35 Итак, кто из здравомыслящих может сказать, когда таков наш образ жизни, что мы человекоубийцы? Ибо не возможно есть мясо человеческое, не убив наперед кого-нибудь. Первое — ложь, а на счет второго, если кто спросить их, видали ли они то, о чем говорят: то никто не будет так бесстыден, чтобы сказать, будто он видел это. У нас есть и слуги, у иных больше, у других меньше, от которых невозможно скрыться: однако и из них никто не говорил такой наглой лжи об нас. Ибо тех, которые, как известно, не хотят смотреть и на справедливо казнимого: тех кто обвинить в человекоубийстве или человекоядении? Кто не стремится с любовью на зрелища борьбы гладиаторов и зверей, особенно если они даются вами? Но мы, думая, что смотрить на убийство почти то же, что совершать оное, отказываемся от таких зрелищ. Как же мы, которые даже не смотрим на убийства, чтобы не приобщиться преступлению, можем сами быть убийцами? Если мы утверждаема что женщины, вытравляющие зародившихся младенцев, делают человекоубийство и дадут Богу отчет за вытравление, то как же сами станем убивать человека? Ибо не свойственно одному и тому же человеку — почитать находящегося еще во чреве младенца живым существом, о котором также печется Бог, и умерщвлять того, который родился для жизни: не свойственно бросать родившегося, так как бросающие совершают детоубийство, и в то же время — убивать уже вскормленного. Мы во всем и всегда равны и одинаковы, подчиняясь разуму, а не владычествуя над ним.

36 Какой же человек, верующий в воскресение, согласится сделаться гробом тех, которые имеют воскреснуть? Невозможно, чтобы одни и те же люди веровали в воскресение тел наших и вместе употребляли их в пищу, как не имеющие воскреснуть; были убеждены, что земля никогда возвратить своих мертвецов, и вместе думали, что тела, которые схоронены кем-либо в его внутренности, от него не потребуются. Напротив кто думает, что не будет суда за эту жизнь, как бы ни проводил ее — хорошо или худо, ни воскресения, но что вместе с телами. погибает и как бы угасает и душа, те, по всей вероятности, не удержатся ни от какого преступного действия. А кто убежден, что никто не укроется от суда Божия и что самое тело понесет наказание вместе с душою, для которой оно служило орудием неразумных влечений и страстей, те — весьма основательно думать — будут избегать и малейшего греха. И если кому кажется вздором то. Что истлевшее, разрушившееся и совершенно уничтожившееся тело снова придет в прежний состав, то не верующие могут обвинять нас разве только в простоте ума, а не в худой нравственности, ибо заблуждением своим мы никому не вредим. Можно было бы показать, что не мы одни признаем воскресение тел, но и многие философы, но это теперь неуместно: нас упрекнули бы в том, что в настоящее исследование вводим посторонние рассуждение, если бы стали говорить, например, об умопостигаемом и о чувственных вещах и их устройстве, или о том, что бестелесное существует прежде тел, и что вещи чувственные, хотя они первые поражают наши чувства, явились после умопостигаемых существ, так как тела составились из бестелесных начал чрез их совокупление и чувственное произошло из умопостигаемого; ибо по учению Пифагора и Платона ничто не препятствует, чтобы тела после своего разрушения опять составились из тех же стихи, из которых они произошли первоначально. Но мы отложим рассуждение о воскресении.

37 Вы же, государи, во всех отношениях, и по природе и по своему образованно, столь благие, умеренные, человеколюбивые и достойные царства, удостойте вашего царского одобрения меня за то, что я опроверг клеветы и доказал наше благочестие, кротость и благонравие. Какие люди более заслуживают получить просимое, как не мы, которые молимся за вашу власть, чтобы сын, как требует справедливость, наследовал от отца царство, и чтобы ваша власть более и более утверждалась и распространялась и все вам покорствовало? Это полезно и для нас, чтобы нам вести жизнь тихую и безмятежную (1Тим.2:2) и охотно исполнять ваши повеления.

Перевод протоиерея Петра Преображенского.