Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Итак, соблюдена вера, но также и наука, поскольку в этой теории признаётся, что закон рождений и смертей составляет часть самой структуры этого мира и не зависит от нашего отношения к Богу.

Однако это достижение представляется чисто внешним решением, и оно неприемлемо: как только пытаются рассмотреть его конкретно, становится очевидным, что невозможно разделить обычным способом смерть и страдание. Нужен был бы мир без старения, без сожалений тех, кто остаётся, без естественных потрясений, без несчастных случаев, без землетрясений, наводнений, извержений вулканов, без сходов с рельсов, без заносов колёс, или с такими потрясениями и несчастными случаями, которые не смогли бы нас сжечь, удушить, разорвать на части, но ожоги, удушья и повреждения были бы простым переходом к Богу. Нужен был бы мир без голода, без чумы, проказы… нужен был бы мир глубоко изменённый в своих структурах, без того, чего именно хотелось избежать.

Со стороны науки примирение не достигнуто, но есть духовная потеря. Власть Бога над своим творением уже кажется ограниченной. Мир имеет некую внутреннюю логику, которая не является творением Бога, но соответствует Ему. Её отношение к Богу остаётся для человека очень важным, но от неё уже не зависит больше вся его судьба [221] Оливье Клеман, православный богослов, часто выявляет серьёзность отказа от традиционной точки зрения на это. (см. например, Contacts, № 94, 1976): «Notes sur la mort» (a именно, с. 159-160); Новый Катехизис для взрослых, опубликованный епископами Франции (коллективное издание, 1991) возвращается, к счастью, к традиционной точке зрения на это. Пора! Но остаётся решить возникающие проблемы. И это не роль катехизиса, но теологов. .

Средняя форма

Здесь уступка, сделанная науке, идёт гораздо дальше. С очевидностью признаются две радикально отличные причины зла, разрушающего мир. Одна причина — метафизическая. Это сама структура созданного мира, подчинённого многочисленным и временным случайностям, то есть изменениям, конфликтам, страданию и смерти. Другая причина — моральная: это грех, источник всех моральных расстройств, которые часто в значительной мере усиливают последствия нашей метафизической хрупкости.

На самом деле, эта точка зрения, уже развитая неосхоластикой [222] См. предыдущую главу. . Но признавая и подчёркивая — от имени философских принципов — глубоко естественный характер, часто благотворный страданию и смерти, схоластика считала, не без некоторой нелогичности, из верности преданию, что без первородного греха человек избежал бы зла во всех его формах. Сам этот грех в начале «Суммы богословия» был сведён к онтологической слабости, и тем самым был признан случайной иллюстрацией всеобщего метафизического закона.

Что является относительно недавним, но соответствующим внутренней логике метафизических принципов, принятых схоластикой, — это последовательный отказ от библейского утверждения о неприкосновенности в случае нашей безгрешности. Следуя этой новой точке зрения, можно приписать греху все социальные расстройства: прелюбодеяния, убийства, кражи, эксплуатацию человека человеком, войны и т.д., очевидно, что если бы не было греха, всё это не появилось бы в мире. Но и в отсутствии греха человек был бы не менее подчинён тем же законам, чем и все другие живые существа — страданию и смерти. Писание, в таком случае, интерпретируется по-другому. В нём ищут другой смысл, чем тот, который развивался традиционно. Всё более и более сокращают эту сущность библейского послания, которую никто не хочет оставить.

С одной стороны, уже признали, что грех — очень важный фактор умножения наших страданий. Но слишком очевидно, что библейское послание этим не ограничивается. По крайней мере, Писание утверждает, что грех что-то изменил в нашем страдании и в нашей смерти. Дело в том, что после греха страдание и смерть, прежде простые биологические законы, стали для нас знаками нашей зависимости, очевидными знаками нашей невидимой духовной жизни, знаками нашего греха и наказания. Более того, прежде простые необходимые условия нашего земного пути и перехода к Богу, страдания и смерть были бы спокойно допущены, но теперь, лишённые смысла из-за нашего разрыва с Богом, они наполнены тоской и возмущением. Через грех страдание и смерть получили новый смысл очищения и испытания. Заметим вскользь, что всё это верно и уже было в традиционной интерпретации Писания. Весь вопрос состоит в том, чтобы знать, не претендует ли Писание на то, чтобы сказать больше.

Впрочем, практические и духовные последствия этой интерпретации очень легко проанализировать. Если зло, угнетающее нас повсюду, имеет два чётких источника, то для осушения этого источника и для борьбы со злом будет два пути. Чтобы бороться против морального зла, надо разрушить грех и проповедовать обращение. Поле битвы — это наше отношение к Богу. Наше оружие — молитва, то есть любовь. Но поскольку сущность физического зла — страдание и смерть — не имеет ничего общего с нашим грехом, не зависит от воли Бога и от нашего отношения к Нему, то в большей своей части улучшение нашей судьбы, не только на время и в данном месте, но для самой вечности, — дело наших рук. Поле битвы — это материя, и наука — наше оружие.

Нет никакого сомнения в том, что сотрудничество между христианином и неверующим не становится существенно легче. Поиск Бога становится вторичным. Отныне главное в другом.

Крайняя форма

Вышеописанная точка зрения, кажется, очень распространена сегодня не только среди богословов, на уровне исследования, но также, а может быть ещё больше, на пастырском уровне. Однако тенденцию трудно остановить на этой точке зрения. Неизбежно должна проявиться непоследовательность компромисса. Начинает распространяться крайнее решение, особенно в устной форме, но и письменно, и нет никакого сомнения в том, что оно восторжествует, если не догадаются о таящихся в нём опасностях. Что касается физического зла — страдания и смерти — то именно физика, химия, биология и палеонтология заставили богословов пересмотреть постепенно свои позиции; но в отношении морального зла гуманитарные науки, особенно — психология и социология — рискуют навязать богословам свои категории.

Тогда грех больше не является причиной морального зла. Он всего лишь наименование, данное различными религиями чувству вины. Он более не причина нарушения равновесия. Он всего лишь одно из проявлений общего нарушения равновесия, причину которого надо искать вовне. Если Библия прочитана именно так, то змий земного Рая не образ Сатаны, склоняющий к свободе первого человека; он становится искусным и чудесным символом зла, которое уже было в мире до свободы человека. На самом деле, это не наша свобода ответственна за кражи, прелюбодеяния, ссоры, рабство или войну, тем более за землетрясения или извержения вулканов. Ни человек, ни Бог не ответственны за зло, угнетающее нас. Старая дилемма, наконец, разрушена. Зло, на всех его уровнях, это только неизбежное последствие исключительной сложности сил, присутствующих в мире, который ещё окончательно не обрёл своего единства.