Владимир Топоров - Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

После того как Сергий принял к себе братию и уединение его нарушилось, появилось много неотложных дел. Были построены кельи и ограждены тыном, у ворот поставили вратаря. Усердно трудился Сергий, возведший своими руками три или четыре кельи, время уходило и на заботу о дровах и на другие хозяйственные дела, яже братиамъ на потребу . Так, приходилось ему носить из леса на своих плечах дрова и, наколов их, разносить по кельям. Но что въспоминаю яже о дровех ? — вопрошает Епифаний. Мало ли было и других забот. Вокруг церкви было много колод и пней, и здесь же различнаа сеахуся семена, яко на устроение оградным зелиемь . И всюду Сергий,

како без лености братиам яко купленый рабъ служаше: и дрова на всех […] сечаше; и тлъкущи жито, въ жръновех меляше, и хлебы печаше, и вариво варяше, и прочее брашно яже братиамъ на потребу устрааше; обувь же и порты крааше и шияше; и от источника, сущаго ту, воду въ двою водоносу почерпаа на своемъ си раме на гору възногшаше и комуждо у келий поставляше .

Так расширялась хозяйственная деятельность в этой маленькой иноческой общине, так завязывался тот хозяйственный узел, в котором все, что было, было необходимым. И само это хозяйствование на земле братии, собравшейся здесь не хлеба единого ради, а во имя высоких религиозных ценностей, достижение которых было невозможно именно без хлеба, как бы соотносило хлеб с пищей духовной, как бы освящало хлеб и христианизировало это место пусто , труд, отношения, которые складывались в ходе трудовой деятельности, наконец, хлеб, то жито свято , о святости которого, хотя и в своем понимании, догадывались язычники. Такими же святыми были, конечно, и вода, и дрова [306].

Днем — тяжелые труды в борьбе за жизнь, за выживание. Ночи же — бессонные в молитвах, и николи же ни часа празденъ пребываше. И сице удручи си тело многымь въздръжанием и великыми труды. В нем же и плотская двизаниа бес пошествиа сътворяше, и пакы болшаа подвигы на подвигы прилагаше, и печашеся о пребывании места того, яко дабы токмо благоприатенъбыл труд его . И что бы ни делал Сергий, всегда на устах его был псалом, видимо, наиболее полно и верно описывавший то, что он переживал: « Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть; да ся не подвижу ».

Подводя некий промежуточный итог, Епифаний подчеркивает некую пороговость ситуации, чреватость ее новыми, может быть, и неожиданными продолжениями — Сице ж ему пребывающу въ молитвах и въ труудехъ, плоть истни си и иссуши, желаа быти горняго града гражданинъ и вышняго Иерусалимажителинъ . Что означало в русской христианской традиции это желание стать жителем небесного святого Иерусалима, — хорошо известно. Могло, вероятно, казаться, что Сергий входит в некое новое пространство. В самом деле, община создана и живет в праведности, следуя Сергию и усваивая его уроки, хозяйственные вопросы решены, распорядок суток выработан, жизнь течет ровно и к ней начинают привыкать. Привычка в служении Богу, когда все начинает идти как по–писаному, — опасный симптом и требует от братии и ее наставника некоего нового самоопределения.

Так прошел год — братия в однообразном труде, когда даже подвиги теряют свою духоподьемность, Сергий — в видениях небесного Иерусалима, которые теперь занимают его мысль и сердце. Нет, Сергий не оставил ни своих физических, ни духовных трудов, которым он по–прежнему посвящает светлое и темное время суток. И все–таки похоже, что и братия, и ее окормитель — как бы в ожидании чего–то.

И это что–то пришло извне, со стороны: опасно заболел игумен, участвовавший некогда в пострижении Сергия, и через некоторое время умер. Это была потеря, которая могла вызвать и нестроения. От нового игумена зависело немало. Возможно, что мысли братии сейчас остановились именно на «игуменском» уровне и дальше его не шли. Но ведь и сам Бог помнил о Сергии, молитвенно обращавшемся к нему, и наблюдал за ним.

Преподобный же Сергий печаловашеся зело, и моляшеся Богу, и молитву прилежну о сем всылаше, яко дабы Богъ дагь игумена, месту тому наставника, отца же и правителя, могуща правити корабль душевъный всемирныя жизни къ пристанищу спасениа от влънъ потоплениа, от злых духовъ. И сице ему молящуся къ Богу и просящу игумена и истинного строителя месту тому, Богъ услыша молитву угодника своего и моление его приатъ, да не Давида лжуща покажет рекшаго: «Волю боящихся его сътворит, и молитву их услышит, и спасетъ их ».

Хощеть дати самого просителяпросившего игумена, правого правителя; да поелику же Сергий просилъ, по толику же и приа, и обрете, и приобрете въ правду правого правителя, могущего управитиместо то. Не себе же самого точию просилъ, но иного некоего, его же Богъ дасть; Богъ же, яко провидець, проведый будущаа и хотя въздвигнути и устроити место то и прославити, иного лучша того не обрете, но точию того самого просившаго дарует, ведый, яко может таковое управление управитивъ славу имени его святого .

Чтобы это намерение осуществилось, Бог не стал искать оригинальных путей, и снова, как в другом подобном случае, вложил в сердце братии желание, чтобы ими начальствовал как игумен именно Сергий. И тогда въниде же некое размышление въ братию его; и сшедшеся преже сами промежи собою, и съветъ сътвориша ти . Утвердившись в своем намерении, они пришли к Сергию. Обращение к нему было продуманным и достойным — на первом месте было главное дело, и подчеркнутость его давала братии основание думать, что блаженный не откажется от их просьбы, хотя попытку отказа или возможность самого отказа они подозревали.

« Отче! Не можем жити без игумена! — были первые их слова. — Ныне же приидохом к тебе явити мысли наша и хотениа: зело желаем того, дабы былъ намъ ты игуменъ и наставникъ душам и телом нашим, да быхом ходили к тебе с покааниемь, исповедающе грехы своя; да быхом от тебе прощение, и благословение, и молитву по вся дни съвръшающа святую литургию; да быхом колиждо от честную руку твоею причащалися пречистых таин. Ей, честный отче, сего желаем от тебе, тъкмо не отрицайся ».

Как это было в первый раз, когда к Сергию пришли те, кто теперь составлял братию, и как — этого можно было ожидать — и в теперешнем случае предложение братии поставило Сергия в сложное, можно сказать, в тяжелое положение: во–первых, у него был собственный план жизни «в соседстве Бога своего», и за себя одного он готов был ответить, по смиренности своей не ожидая помощи извне, если только она не от Бога; во–вторых, сам Сергий не считал себя достойным быть пастырем других на столь ответственном месте (уже только этого «второго» было бы Сергию достаточно для отказа братии в ее просьбе).