Владимир Топоров - Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Один пример относится даже к началу XVIII века, ср. туман , 1704 < tuman (см. Kiparsky 1975, 67).

Ч. Дж. Гальперин убедительно говорит, ссылаясь на косвенные сведения летописи и особенно таких текстов, как «Поучение» Владимира Мономаха или «Слово о полку Игореве», о хорошем знакомстве Киевской Руси IX–XII вв. с бытом кочевников, организацией их власти, родословием, языком, об осведомленности в географии, фауне и флоре. Прецеденты интегрированности «чуждых» этноязыковых элементов (например, тюркских по происхождению «черных клобуков») в русские социальные структуры (а таких случаев было, конечно, значительно больше, чем сообщают источники) свидетельствуют о верности этого взгляда (см. Halperin 1985).

Выработанные еще в домонгольские времена принципы описания отношений с кочевниками легли в основу «литературного этикета», действующего в подобных ситуациях, а сам этот этикет почти без изменений перешел в тексты эпохи ига: сама власть татаро–монголов замалчивалась; авторы XIV–XV вв. обвиняли монголов в стремленииправить русскими землями, как если бы они еще не были завоеваны, и описания Куликовской битвы или “великого стояния” на Угре в 1480 году ничего не говорят об освобождении, как если бы не от чего было освобождаться» (Halperin 1985, 63). «Content analysis» ряда ключевых понятий («взять», «разорить», «совершить насилие» и т. д.) позволяет утверждать, что в русских источниках события татаро–монгольского нашествия трактуются как эпизоды продолжающейся религиозной войны с кочевниками киевского периода и что вопрос о суверенитете русских земель тщательно обходится. В этом игнорировании факта завоевания Гальперин с известным основанием усматривает своего рода «форму сопротивления насилию» (74).

Тот же исследователь, борясь со стереотипами, навязываемыми историку самими источниками, старается дать дифференцированную, но комплексную оценку роли татаро–монгольского завоевания в развитии разных сторон русской жизни и разных социальных слоев русского общества. Положительное и отрицательное, выигрыш и проигрыш (разумеется, в масштабах и представлениях того времени) нередко причудливо и не без неожиданностей сочетаются друг с другом. Касаясь сферы экономики, Гальперин подчеркивает неоднородность оценки результатов в связи с географическим фактором или социальной принадлежностью. Так, города, находившиеся на западе Руси (Смоленск, Витебск, Полоцк), избежали в основном тяжких последствий ига (выгода), но по той же причине они оказались на периферии выгодных торговых связей (проигрыш). Владимиро–Суздальская Русь подверглась в результате нашествия татаро–монголов большим разрушениям (ущерб), но получила открытый доступ к волжскому торговому пути и к континентальным торговым путям (приобретение), находившимся под контролем ордынцев, покровительствовавших вовлечению этих русских земель в «евразийский» торговый оборот. Такая же неоднородность наблюдается и в социальной сфере. Если крестьяне пострадали от ига очень существенно, более чем какой–либо другой слой населения, то русские князья, проявлявшие лояльность к Орде, немало выиграли, выступая в функции сборщиков дани, значительная часть которой оседала в их руках. Следовательно, население, в основном крестьянское, страдало не только от «чужих», но и от «своих». Тяжесть налогообложения, принудительных работ, участия в отражении набегов лежала именно на крестьянах, которые, как правило, лично не были в контакте с татаро–монголами, но имели дело с русскими посредниками. Но те слои, которые имели непосредственные связи с «ордынцами», — знать, должностные лица, священнослужители, купцы — в отношениях с ними имели свой интерес и свою выгоду. Одним словом, «не было никакого русского национальногоединства, и вследствие этого не могло быть и связного национального отклика» (Halperin 1985, 107), хотя позже, уже задним числом, идею национального единства не раз пытались оформить.

Ср.: «[…] неизвестно, с которого времени и почему к этому епископу имеют особенное посмертное почтение, соединенное с . благоговением, которое заключается в служении панихид, заказываемых даже некоторыми лицами отдаленных губерний» (Доброхотов 1849, 117; ср. Петухов 1888, 5). Эта народная память о Серапионе как бы противостоит тому полузабвению, которому подверглось его имя: оно отсутствует в месяцесловах и богослужебных книгах при том, что они содержат имена лиц, равных Серапиону по происхождению и живших в том же XIII веке. Автор единственного монографического исследования о Серапионе пишет: «Весьма замечательно, что Серапион, имя которого едва лишь две рукописи (XIV в.) сохранили под немногими принадлежащими ему поучениями, а с XV в. оно было как бы совершенно забыто (если не считать упоминания этого имени в заглавии “Правила” Кирилла–митрополита, имеющегося в многочисленных списках “Кормчих”)», см. Петухов 1888, 4–5; ср. Барсуков 1882, стлб. 497 [четыре из пяти поучений, приписываемых Серапиону, подписаны его именем; некоторые сведения, сообщаемые в книге Е. Петухова, устарели и нуждаются в пересмотре. — В. Т. ].

Значительная часть годовой записи за 1230 год в Лаврентьевской летописи посвящена этому страшному землетрясению:

Во время святыя литургия, чтому святому еуаггелью, въ церкви сборнеи святыя Богородица в Володiмери потрясесь земля и церквы и тряпеза и иконы подвижешася по стенамъ и паникадила с свещами и светилна поколебашася и людие много изумешася и мняхутся тако яко голова обишла коего ихъ и яко другъ къ другу глаголаху не вси бо разумевась дивнаго того чюдесе Бысть же си въ многахъ церквахъ и в домехъ господьскихъ бысть же се и во иныхъ городахъ и в Kuеве граде велми болма того бысть потрясенье а в манастыри Печерьскомъ церквыя святыя Богородица каменья на 4 части раступися […] ту и тряпезницею потрясе каменою снесену бывшю корму и питью все то потре каменье дробное сверху падая i столы и скамьи но обаче вся тряпезнца не падесь ни верхъ ея Такоже и в Переяславли Рускомъ церкви cвяmаго Михаiла каменая paccедесь на двое и паде переводъ с кровлею: ? комаръ и потроша иконы и паникадила всечмi и свнтилна Тож все бысть по всеи земли одиного дни одиного час: в год святыя литургия месяца мая въ 3 день в пятокъ 4 недели по пасце тако слышахомъ оу самовидець бывшихъ тамо в то время Тогож месяца мая въ 10 денъ в пятокъ 5 недели по пасце Неции видеши рано въсходящю солнцю бысть на·3 оуглы яко и коврига потомъ мнеи бысть аки звезда тако и погибе потомъ мало опять взиде въ своемъ чине Тогож месяца въ 14 день во вторникъ 6 недели по пасце Второе въ годъ солнце начат погыбать зрящимъ всемъ людямъ мало остася его и бысть аки месяць 3 дни и начат опятъ полнитись и мнози мняху месяць идуще чресъ небо зане бяшеть межъ месячье то а друзии мняхуть солнце идуще въспят понеж оболоди малии частии, с полунощныя страны борзо бежаху на солнце на полуденьну страну — того же дни и час бысть тако и того грознее в Кыеве всемъ зрящимъ бывшю солнцю месяцемъ явишася столпове черлени зелени сини оба полы солнца таче сниде огнь с небеси аки облакъ велiкъ над ручаи Лыбедь людемъ всем отчаявшимъ ся своего житья мняще оуже кончану сущю целующе другъ друга прощенье имаху плачюще горко воспиша и Боговi слезамъ и молитью своею Богъ преведе страшныи то огнь черес весь градъ бес пакости и пад в Днепръ рекъ ту и погибе такъ сказаша намъ самовидцi бывши тамъ