Михаил Овчинников - Терновый венец болезни. Опыт преодоления рака

Наверх

Большинство людей, пораженных онкологическим недугом, интуитивно чувствуют это, и даже если близ­кие не говорят о диагнозе, внутренне уверены, что их болезнь якобы неизлечима, поэтому начинают как бы «планировать» предполагаемую кончину.

Интересные исследования провел Мориц Роолингз, доктор медицинских наук из диагностического центра в американском штате Теннеси. Со свойственным ему юмором он утверждает, что в подобных случаях в пала­те у постели больного разыгрываются удивительные театральные представления. Больной и тот, кто его на­вещает, делают друг перед другом вид, что находятся в полном неведении и в очень осторожной беседе пытаются ввести один другого в заблуждение. Однако че­ловеку, особенно тяжело больному, так необходима откровенность и взаимопонимание близкого, которого он любит и уважает.

Доктор Элизабет Кюблер-Росс, исследовавшая про­блемы идущего к смерти человека, выделила пять пос­ледовательных фаз в эмоциях больного, ожидающего своей кончины.

Отрицание,неверие тому, о чем ему сообщили. Этот катастрофический глас неизбежности, «рока» человек отделяет от себя некоторой защитной стеной: «Со мной этого не должно случиться!», «Тут какая-то неточность!» «Диагноз ошибочен!» и т. д.

Возмущениенаступает, когда больной, перебары­вая сокрушающий удар первого известия, переходит к реакции отрицания, сменяющейся чувством гнева, за­висти, обиды с вопросами: «Как же любящий Господь мог допустить такое?» В этой фазе больные люди труд­ноуправляемы, они, кажется, рассержены на мир, на лю­дей, и на самого Бога.

Сделкавыражается в попытке «хорошо себя вес­ти» в надежде угодить или, если сказать несколько гру­бее - сторговаться с Богом. В этот период больной при­знает Бога, даже если никогда не делал этого раньше.

Депрессия. Когда уже невозможно отрицать своё тяжелое состояние, возмущение сменяется чувством непоправимой утраты своего места под солнцем, поте­ри самого себя. Среди пациентов люди твердой христи­анской убежденности принимали ощущение близости смерти с большим спокойствием, чем люди, живущие без веры.

Признание. После череды депрессий больной ожи­дает свою кончину с определенной степенью одобрения. В это время для него характерно уединение, понима­ние бессмысленности мирских проблем. Члены семьи начинают избегать обсуждения с ним как раз тех вопро­сов, которые ему необходимо глубже понять и к обсуж­дению которых он стремится: болезненна ли смерть? есть ли жизнь после смерти? как мне следует приготовиться к ней? могу ли я быть спокоен?

Интересен и поучителен рассказ об этом митропо­лита Антония Сурожского, мудрость его христианского подхода к тяжелейшей болезни матери, угасавшей в те­чение трёх лет от рака. После безуспешной операции доктор сообщил сыну печальную новость, будучи уве­рен, что женщине об этом никто ничего не скажет.

Последовал поразительный ответ митрополита Антония:

- Конечно, скажу.

Состоялся серьезный разговор двух любящих лю­дей, после которого мать, помолчав, сказала:

- Значит, я умру.

Ответ был:

- Да.

«...Мы остались вместе в полном молчании, обща­ясь без слов, - рассказывал владыка Антоний. - Мы сто­яли перед лицом чего-то, что вошло в жизнь и всё в ней перевернуло. Это не был призрак, это не было зло, ужас. Это было нечто окончательное, что нам предстояло встретить, еще не зная, чем оно окажется. Мы оста­вались вместе и молча так долго, как того требовали наши чувства. А затем жизнь пошла дальше.

...В результате этого случились две вещи ... Ни в какой момент моя мать или я сам не были замурова­ны в ложь, не должны были играть ... не пришлось притворяться, будто жизнь побеждает, будто смерть, болезнь отступает. ... Наши отношения были глубоки и истинны, в них не было лжи, и поэтому они могли вместить всю правду до глубины.

...Потому что смерть стояла рядом, могла прий­ти в любой миг, и тогда поздно будет что-либо испра­вить, — всё должно было в любой миг выражать как можно совершеннее благоговение и любовь, которыми были полны наши отношения. Только смерть может наполнить величием и смыслом всё, что кажется как будто мелким и незначительным...

Достоевский, рассуждая в «Братьях Карамазовых» об аде, говорит, что ад молено выразить двумя слова­ми: "Слишком поздно!" Поздно произнести слова, ко­торые можно было сказать, поздно сделать движение, которое могло выразить наши отношения» [33] .

Наверх

Как сложно и неповторимо развивается у каждого человека христианская вера. Основа её лежит, прежде всего, в воспитании. Велико счастье малыша, если он с первых дней своей жизни попал в мир верующей семьи. Если с момента крещения он постоянно причащался Даров Христовых, а душа малыша слышала церковные песнопения, находясь в благодатном мире Божием.

Страшный богоборческий двадцатый век тяжелым катком прошел по Руси православной, по нашим семь­ям, по всем нам. Семья моя не была исключением: отец- ракетный конструктор, мама - педагог. О вере христо­вой, о вечности в нашей семье никогда не говорилось, мои родители были честными советскими тружени­ками, они пытались строить «светлое будущее», при­думанное апологетами воинствующего материализма. В доме был мир, хорошие отношения, но - ни слова о Боге, о Церкви.

Проходили годы, многое менялось на наших глазах. На пятом десятке лет я принял крещение, стал постоян­ным прихожанином в Днепропетровском Свято -Троиц­ком соборе, получил благословение читать и петь на клиросе. С легким удивлением воспринимали эти из­вестия мои родители - они считали это очередным временным увлечением своего сына. И вот к их велико­му изумлению (да и моему тоже) я стал священником. Потребовалось много терпения, понимания этих людей, изувеченных безбожным обществом. При встречах ста­рался затрагивать темы веры, Бога. В первое время ощу­щал упорное сопротивление со стороны родителей, ка­кую-то внутреннюю отгороженность, иногда разговор переходил в раздраженную перепалку.

Наверное, как каждый новоначальный я слишком ретиво вступал в споры (а точнее сказать - в ссоры), ста­раясь доказать истины Православия. Причем, глубин этих истин, как «первоклассник», конечно, и сам-то не знал. В частности, не знал я тогда важной молитвы, ве­дущей к спокойному христианскому общению:

«Господи научи правильно, просто, разумно обра­щаться со всеми домашними и окружающими меня, старшими, равными и младшими, чтобы мне никого не огорчить, но всем содействовать ко благу» (из молитв Оптинских старцев).