Сергей Зарин - Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга вторая: Опыт систематического раскрытия вопроса

С представленным учением св. Василия Вел. в сущности вполне гармонирует и учение Григория Б. по данному вопросу.

Св. Отец наблюдает и устанавливает резкую, непримиримую противоположность «плоти» (σάρξ), с одной стороны, и «души» (ψυχή), или собственно духа (πνεῦμα); ума (νοῦς), – с другой [3166]. Однако «плоть» изображается такими чертами, в понятии «плоти» мыслятся такие признаки, которые не оставляют никакого сомнения в том, что «плоть» теснейшим образом связана именно с «телом», с чувственно–физической стороной человека. В самом деле, по мысли св. отца, именно присутствие «плоти» в природе человека делает душу «трупоносицей» (νεκροφόρον) [3167], «твердыми узами» привязывает ее «к жизни» (στυγερῇσι πέδαις ἐνέδητε βίοιο) [3168], заставляет «непрестанно тяготеть к земле» (ἐς χθόνα) [3169]. Св. Григорий находит удивительным и непонятным, как к «духу» могла примешаться «дебелость», к «уму», – «плоть», к природе легкой – «тягота» [3170].

Человек «на земле» становится «узником плоти» (δέσμιος… σαρκός), так как «тело» примешивается «к легкому духу» (ἐλαφρῷ πνεύματι σῶμα μίγη). Он «не весь» уже (οὔθ’ ὅλος) – «ум» (νόος), «чистая природа» (καθαρὴ φύσις), хотя, с другой стороны, «не весь и худшая – персть» (χοῦς), состоя из того и другого (ἐκ δ’ἀμφοῖν ἄλλο τι κἀμφότερον) [3171]. А потому он и терпит «непрекращающуюся тревогу» борьбы между плотью и душою (σαρκὸς καὶ ψυχῆς) [3172]. «Грубая персть» (χοὸς πάχος) гнет человека постоянно вниз (κάτα), препятствуя ему «обращать око к свету» (ἐς φάος ὄμμα βαλεῖν). Когда он пытается сделать это, то между ним и источником света становится, закрывая его глаза, облако – «мятежная плоть», вместе с земным духом (σάρξ ἐπανισταμένη πνεύματι σὺν χθονίῳ) [3173]. Как тело бывает в добром состоянии в то время, как душа больна, так душа цветет и простирает взоры горе, когда жажда удовольствий утихает и увядает вместе с телом [3174].

С этой точки зрения вполне понятно крайне суровое отношение аскетов к своему телу. Коренной, принципиальной причиной в данном случае является та основная, высшая цель, которая определяет собой существо и направление всей жизни христианского подвижничества. Подвижники, по выражению святого Отца, «к Богу возводят всецелый ум» (Θεῷ πέμποντες ὅλον νόον) [3175]. Стремясь к достижению этой цели, подвижники, вследствие раскрытого уже отношения «духа», или «ума», к «плоти», неизбежно испытывали противодействие со стороны «плоти». Отсюда, для того, чтобы предоставить «уму» полное и безраздельное господство в природе человека, и тем обеспечить ему действительную возможность осуществить достижение чистого «созерцания», подвижникам обязательно приходилось прибегать к различным средствам, с целью ослабить плоть , чтобы усилить противоположное ей по существу начало – «дух» или «ум». И действительно, по свидетельству св. отца, подвижники практиковали различные подвиги строжайшего воздержания и сурового самоизнурения, причем, собственно, имели в виду «истончевая персть, истончить вместе и грех» (τήκοντες κακίην σὺν χοι τηκομένῳ) [3176].

Таким образом, св. отец суровые подвиги самоизнурения несомненно поставляет в теснейшую и ближайшую связь с идеалом безраздельной созерцательности. Всецелая созерцательность необходимо ведет к упадку телесной жизни, – вот конечный вывод из приведенного учения св. Григория Б. [3177]. По словам св. Григория , подвижники стараются быть как бы бесплотными, изнуряя смертное бессмертным [3178].

Не менее определенно учение и св. Григория Н. о том, что стремление к исключительной созерцательности сопровождается отрицательным отношением к чувственности и телесности для достижения бесстрастия , как необходимого условия безраздельной созерцательности.

По словам святого Отца, «в естестве человеческом представляются две жизни: плотская, движущаяся чувствами, и духовная, невещественная, преуспевающая в разумной и бестелесной жизни души. Но невозможно соделаться в одно и то же время участником той и другой жизни – старательность об одной из них производит лишение в другой» [3179]. Причина такой непримиримой противоположности этих двух жизней проистекает из того и определяется тем, что жизнь чувственная по необходимости является жизнью страстною – в тесном и широком смыслах этого слова, между тем жизнь духовная отличается совершенным бесстрастием. «Черта бесстрастия, одинаково сияющая и в душе и в ангелах, в родство и братство с бесплатными вводит и ее, еще в плоти преуспевшую в бесстрастии» [3180].

По мысли преподобного аввы Исаии , забота о теле препятствует надлежащим образом заботиться о душе. Подобно тому, как никто не может смотреть одним глазом на небо, а другим – на землю, так и ум не может соединить вместе заботу о Божественном и мирском [3181].

По учению святого Ефрема С. , монахи должны наложить на себя произвольный голод собственно с той целью, «чтобы смирить земное тело и возвысить небожительницу душу» [3182].

У преподобного И. Касиана иногда именно тело (corpus) представляется коренной причиной удаления от Бога [3183]. Такое влияние оказывает тело потому и постольку, поскольку оно, отвлекая подвижников от небесного созерцания, низводит к земному (а coеlеsti еos intuitu rеtrahеns ad tеrrеna dеducit). Следствием влияния тела является, например, то, что в то время, когда подвижники поют и повергаются на молитве, у них помимо желания и даже вопреки собственной воле являются представления человеческих образов, воспоминания речей, или занятий, или суетных действий. Таким образом, именно вследствие неблагоприятствующего влияния тела, «ревнующие об ангельской святости» (aеmulantеs angеlicam sanctitatеm) и желающие постоянно прилепляться к Господу, при всем желании, «не могут достигнуть совершенства в этом отношении». Напротив, они «делают зло, которого не желают, т. е. умом увлекаются (traducuntur mеntе) к тому, что не относится к преуспеянию в добродетелях и совершенству» [3184].

Мысль о том, что тело с его нуждами и потребностями является препятствием к безраздельной и всецелой, исключительной созерцательности, – выражается очень определенно и преподобным Нилом С. , хотя у него она является в форме сравнительно мягкой. По учению святого Отца, душа человека, почтенная Божиим образом, умаленная «малым чим от ангел» [3185], «всегда и всецело желает заботиться о лучшем и жить созерцанием там, где имеет чистое веселье, не возмущаемое воспоминанием о чем–либо неприятном» [3186]. Однако, «как сопряженная с перстным телом, хотя и не надолго, все же принуждена бывает, по неизбежной потребности, тратить время на удовлетворение телесных нужд» [3187] [3188]. Осуществление безраздельной созерцательности поставляют своею целью монахи. Этой цели соответствовала и самая их жизнь. По словам святого Отца, «они ничего не имели на земле, кроме тела, которое природа удержала здесь, как по существу тяжелое и неприспособленное к восхождению вверх». Они и его желали бы иметь с собой там, где пребывали своим умом, созерцая небесные блага, никогда не отвлекаясь от тамошнего наслаждения. Однако осуществить вполне эту цель им не удавалось, – «природа возвращала их опять к телесной потребности». Благоговение к Творцу, связавшему душу с телом, побуждало их заботиться и о теле, хотя «по опыту они признавали полезным отчуждение от него». Всякий старательный подвижник «признает потерею (ζημίαν) и кратковременное занятие удовлетворением телесных потребностей» [3189].