Андрей Лоргус - Благословенный труд. Карьера, успешность и вера

«Скука унынию внука, а лени дочь. Чтобы отогнать ее прочь, в деле потрудись, в молитве не ленись; тогда и скука пройдет, и усердие придет. А если к сему терпения и смирения прибавишь, то от многих зол себя избавишь».

Амвросий Оптинский

При этом все мы живем в реалиях капитализма, и наши представления об успешности и карьере имеют прямую связь с этими реалиями. Но нельзя сказать, что мы живем во внутреннем противоречии. Спасение души не связано с богатством или бедностью, но оно и не противопоставляется богатству и бедности.

Богатый юноша спросил Иисуса: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» — «Соблюдай заповеди», — первый ответ Христа. Он говорит: «Я все это соблюл от юности моей». Христос посмотрел на него, полюбил его и сказал: «Все, что имеешь, раздай, приходи и следуй за мной». И юноша пошел с печалью, потому что у него было большое имение [7].

Очень часто задается вопрос: действительно ли каждый человек должен все раздать? Все-таки призыв этот адресный, он обращен далеко не ко всем. Следовать за Христом должен каждый, но при этом не каждый должен все раздать. Если непосредственно к тебе обращается Господь — ты это поймешь, и этот призыв в нашей традиции чаще всего реализуется в монашестве. Если же такого Божественного призыва нет, то, конечно, человек не просто не может, а не имеет права все раздавать, он обязан заботиться о своей семье, чтобы и земная жизнь его домочадцев была счастливой.

«Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного».

Тим. 5: 8

И здесь в отличие от сословного общества могут быть два пути: работа не как преумножение талантов и служение, а как необходимость. Например, у человека есть семья, он ее кормит, поэтому много работает, но выбирает он работу чисто прагматически, то есть ту работу, которая сможет принести больше денег его семье. В принципе, этот путь вполне возможен, достаточно вспомнить заповедь, данную Адаму: «В поте лица будешь есть хлеб свой». В таком отношении к труду, например, когда человек страдает от неудовлетворенности тем, что делает, есть элемент отречения от себя ради ближних. В этом случае неизбежно возникают разговоры о границах, рамках и золотой середине.

Но сейчас мне хотелось бы сказать о втором пути, связанном с нашей темой успешности. Все-таки мне кажется, человек призван искать в своей работе не только материальный достаток — он должен искать в ней служение и призвание. Потому что странно не искать призвание там, куда ты отдаешь львиную долю своего времени и сил.

Ведь если Господь замыслил, чтобы человек стал монахом, а он создал семью, скорее всего, в семье его ждет череда разочарований. Так же и человек, будучи призванным к семейной жизни, но избравший монашескую келью, ничего путного в этой келье не сотворит. Эти же принципы действуют и в области других призваний. Если ты призван Богом к чему-то важному, творческому, большому, и при этом прозябаешь в заколачивании денег рутинной работой, скорее всего, ты будешь ощущать себя глубоко несчастным человеком.

Все это вовсе не значит, что творческий человек не может быть призван Богом к управленческой работе. Ведь одна из русских проблем — это неумение оптимизировать процессы. Мы изобретательны, умеем запускать и даже развивать дело, но когда приходит время оценивать масштабность и целесообразность сделанного, часто оказываемся вообще бессильными. Ну как можно закрыть стройку социализма, над которой вся страна трудилась! Даже если она стала экономически убийственной для страны. Может, пример покажется смешным, но эта русская особенность в масштабе менее заметных проектов обрекает на провал тысячи очень нужных и благих начинаний.

И когда художник по призванию работает администратором, а гениальный администратор пытается быть художником, оба они не видят Божественного замысла о своем служении. Конечно, Господь будет вносить поправки в их жизнь, но это уже корректировка и реабилитация, а не реализация изначального плана. И мне кажется, когда человек всецело захвачен своим призванием и понимает, что деньги для него — вещь второстепенная, большинство вопросов о границах отпадают сами собой.

Владимир Лучанинов

Наша совесть настолько раздроблена, настолько сложна, и мало среди нас людей, действительно способных отделить наносное от своего и свое эгоистично-человеческое от Божественного. К тому же совесть имеет свойство меняться; переступив через какой-то барьер и введя в практику какие-то вещи, которые ранее казались мне недопустимыми, я постепенно принимаю эти вещи как должные. Если я, не доверяя внешнему воздействию, не всегда уверен и во внутренней этической оценке своих действий, как же я смогу распознать свое призвание в этой мутной воде?

Протоиерей Андрей Лоргус

Работать над совестью необходимо, и это непросто. Да, к сожалению, бывают состояния, когда мы усыпляем свою совесть, обманываем ее, уговариваем. Но бывают — когда просыпаемся и не можем противиться своей совести, она обличает нас до тех пор, пока мы не согласимся что-то в себе изменить, чтобы восстановить Божественную справедливость.

«В нашем языке существует масса этических терминов, то есть слов, которые обозначают моральные явления. Скажем, существуют слова „трусость“, „храбрость“, и гений языка заставляет нас, когда мы употребляем слово „трусость“, мыслить в терминах причинности, то есть мы, например, говорим: „Струсил потому, что опасность была велика“. Иными словами, сам способ, каким мы это слово употребляем, независимо от нас диктует нам причинную терминологию, мы ищем причины трусости…

Совесть — это феномен, который является причиной самого себя и не имеет причин хотя бы потому, что в нашем языке мы его употребляем тогда, когда не ищем причин, то есть слово „совесть“ появляется тогда, когда мы не ищем объяснений поступка, ни социологических, ни психологических, ни биографических. То есть сказать „по совести“ есть конечная инстанция для объяснения, конечный пункт отсылки для нашей объясняющей мысли. Мы сказали „по совести“ и тем самым, во-первых, поняли то, о чем мы говорим, и, во-вторых, мы в силу гения языка поставили совесть на место причин, определили саму совесть как нечто, основанием чего является она сама».

Мераб Мамардашвили

Совесть не является чем-то раз и навсегда утвердившимся в человеке. Во-первых, совесть воспитывается, и воспитывается на протяжении всей жизни. Во-вторых, совесть, конечно, меняется — то есть меняется система ценностей, которую несет в себе человек.

В чем-то совесть становится более утонченной, в чем-то — более требовательной, в чем-то — более снисходительной и мудрой. Это естественно. Совесть при верной духовной жизни стремится к предельному критерию, который определяется личностным предстоянием человека перед Богом. И каждый человек будет держать ответ перед Богом не по своду внешних канонов, а именно через опыт своего ежедневного личного ответа на Божественный призыв. И тогда каждый из нас увидит цену своей совести: осталась ли она острым лезвием бритвы, которое позволяет рассечь зло с добром, или она превратилась в тупой предмет, который ничего уже не ощущает, ничего не разделяет, ни на что не способен. Я как психолог и антрополог убежден, что личность отдельного человека, его опыт, зов непосредственно его совести важнее всех вместе взятых списков грехов. В конечном счете, именно его личность предстанет перед Господом, и когда наступит этот час, человек не оправдается никакими книгами, а только лишь ценой своей совести.