Кристоф Шёнборн - Икона Христа

Отсюда можно понять и второй аргумент. Конечно, имеются параллели между языческим мифом и христианским Евангелием [507] Ср. подобнее в нашей книге: «Das Geheimnis der Mensch-werdung». Mainz 1983. . Точно так же есть сходство между языческим идолопоклонством и христианским культом икон. Различие заключено в разнице предметов. Евангелие и иконы имеют своим предметом Христа. Собор мог сослаться на ап. Павла (1 Кор 10,20), который, напротив, назвал культ изображений божков поклонением бесам.

Почитание икон, совершаемое сообразно, не может быть идолослужением. Ибо именно оно приводит сердца молящихся перед иконой к любящему почитанию того, кто изображен на иконе. В этом месте собор ссылается на речение св. Василия Великого, приводимое снова и снова, чтобы обозначить смысл иконопочитания: «Честь, воздаваемая иконе, восходит к первообразу». У Василия это речение находится в увязке с тринитарным учением.

Одинаковая честь, которая отдается императору и его портрету, служит аналогией, чтобы разъяснить единосущие Отца и Сына [508] В том же смысле употребляет сравнение св. Афанасий (ср. прим. 29 в первой части). Евсевий Кесарийский прибегает к нему, чтобы показать неравенство Отца и Сына (ср. прим. 52). . Отсюда иногда заключают, что иконопочитатели не имели права ссылаться на это речение Василия [509] Так поступает Ф. Функ (F.-X. Funk); см. его: Ein angebliches WortBasilius' des Groβen uber die Bilderverehrung, in: Gesammelte Schriften II, 251-253, первоначально опубликовано в: Tub. Theo I. Quartalschrift 70 (1888), 297 и сл. Точка зрения Функа часто повторяется; см., например: W. Elliger, Die Stellung der alten Christen zu den Bildern in den ersten 4 Jahrhunderten, Leipzig 1930, 60. . В действительности же сравнение подходит наилучшим образом [510] На это указывает Т. Николау, op.cit. (A. 42), 161-63. . Основание для этого можно усмотреть в, пожалуй, важнейшей фразе соборных деяний: «Кто воздает честь иконе, почитает лицо изображенного на ней». Глядя на икону, мы почитаем изображенное лицо.

Это речение кажется само собой разумеющимся. Но хотя оно выглядит просто, в нем сокрыт ключ к разрешению сложной христологической диалектики иконоборцев. Собор, правда всего лишь подготовил этот ключ. Потребовались великие труды богословов масштаба патр. Никифора или Феодора Студита, чтобы этим ключом отомкнуть также и врата завершенного богословия образа. Наша следующая глава посвящена ему. Но прежде еще несколько дальнейших замечаний к соборным деяниям 787 г.

На соборе иконы были поставлены в один ряд с крестом и прочими священными предметами. Все они образуют нечто целое — благолепное украшение (εύκοσμία) дома Божия. А кто отвергает или даже разрушает иконы, то вскоре утратит благоговение и перед прочими священными предметами. Наоборот, почитание (Προσκύνησις) икон есть часть благоговения, которое вообще должно оказывать священным предметам. А внешние проявления этого почитания — вполне законны.

В соборных деяниях обращает на себя внимание определенная сдержанность. О святости и исполненности благодатью икон ничего не говорится, равно как не приводится аргумент необходимости икон, к которому ранее часто прибегали богословы-иконопочитатели, — говорится только об их полезности.

Собору достаточно утвердить легитимность иконопочитания. Иконопочитание рассматривается как одна из традиций Церкви. Это включение изображений в более обширное целое живого, писанного и не писанного, Предания Церкви, с одной стороны, релятивирует проблему иконы, но, с другой, разъясняет, что иконоборчество означает нечто большее, чем простое отрицание какойлибо незначительной детали. В конечном итоге в вопросе иконопочитания речь идет о христианской вере в целом.

Период иконопочитания не был продолжительным. При императоре Льве V Армянине (813­820) иконоборческое движение развернулось вновь. Лишь в 843 г. православие иконопочитателей одержало окончательную победу.

Иконоборческий собор 815 г., созванный Львом, смог опереться на поддержку Иоанна Грамматика, несомненно принадлежавшего к числу наиболее образованных людей своего времени [511] Jean Gouillard, Fragments inedits d'un antirrhetique de Jean le Grammairien, in: Revue des Etudes Byzantines 24. (1966), 171-181. Автор причисляет Иоанна к духовной линии Евагрия и Оригена, для которых цель человека состоит в безобразно-духовном умозрении. .

Правда, в отличие от 754 г., ведущие богословы того времени оказались в стане иконопочитателей. В нем особо выделяются две фигуры — св. патр. Никифора и св. Феодора Студита. Их сочинения об иконопочитании принадлежат к лучшему из того, что по данной теме было написано в древней Церкви.

Св. патр. Никифору пришлось рано столкнуться с иконоборчеством. Еще мирянином, он, будучи представителем императора, принимал участие в соборе 787 г. Будучи уже патриархом, он, подобно своему предшественнику св. патр. Герману, отказался подчиниться религиозно­политическим идеям императора, в 813 г. вновь решившегося на иконоборчество. Подобно Герману, Никифор в 815 г. предпочел ссылку, в которой и оставался до своей кончины.

Лишения, испытанные в ссылке, его не испугали, и он продолжал неутомимо писать против иконоборцев. Важнейшим отцам Церкви, на которых ссылались иконоборцы, — Евсевию Кесарийскому, Епифанию Кипрскому, Макарию Великому [513] Contra Eusebium (hrsg. von J.B.Pitra, in: Spicilegium Solesmense, Bd. 1,371-504); Adversus Epiphanidem (Bd. IV, 292-380); De Magnete (там же, Bd.l, 302-335). , — он посвятил подробные трактатыопровержения. Он опровергал также писания императора Константина V [514] Apologeticus maior und 3 Antirrhetische Schriften (PG 100, 205-833). и деяния собора 815 г. [515] Неизданный Elenchos, подробное резюме которое дает П.Александер (op.cit. A.74, 242-262). [I 97].

Мы не сможем изложить всего учения патр. Никифора об иконах. Многое, впрочем, встречается уже у его предшественников. Рассмотрим только его христологические выкладки, содержащие первую попытку серьезной критики аргументации императора Константина V и его собора (754 г.).

Евсевий Кесарийский как нельзя лучше сформулировал христологическую программу иконоборчества. Изображение Христа, по его словам, невозможно потому, что человеческое естество Христа полностью прославлено и обожено. Евсевий учил о том, что «рабский образ» был весь преображен в «Божественный образ».

Однако, когда на Халкидонском соборе было исповедано неслиянное единство Божественного и человеческого естеств Христа, подобный довод перестал действовать. Нужно было отыскать новую формулировку, не выходящую за рамки послехалкидонской христологии.