Филипп Дженкинс - Войны за Бога. Насилие в Библии

Там нет никакого другого объяснения, кроме того, какое давали кровавые святые Кортес и Писарро, оправдывая истребление невинных и добродетельных индейцев. Просто у них была иная вера, их бог носил другое имя, они приносили не такие жертвы{302}.

Противники религии обращались к новым открытиям империй, чтобы критиковать то общество, которое породило «непогрешимую» Библию: они сравнивали ветхозаветный мир с жизнью примитивных племен Африки и Америк. Если древний Израиль был примитивным и жестоким народом, неудивительно, если что-то подобное можно будет найти у современных дикарей. Вольтер сравнивал древних евреев с гуронами и ирокезами, которые в те дни славились тем, что жестоко пытали и калечили своих пленников. Однако по сравнению с людьми Иисуса Навина те индейцы казались гуманными философами. Читая библейский рассказ о завоевании Ханаана, Вольтер размышлял: «Если бы автор этой истории захотел сделать евреев париями [ execrables] среди всех прочих народов, разве мог бы он придумать тактику лучше?»{303} Марк Твен сравнивал покорение Ханаана с жестокостями — изнасилованиями, убийствами и членовредительством, — которые совершали американские индейцы во время кровавых войн 1860-х. Рассказав об убийстве одной белой семьи, он продолжает: «Кампания в Миннесоте была просто повторением операции против мидьянитян. Все, что происходило тогда, повторяется и сейчас». Если же попытаться найти нравственные отличия одной кампании от другой, то можно увидеть, что индейцы добрее и милосерднее, чем Моисей или Иисус Навин{304}.

Ни Пейн, ни Марк Твен не испытывали потребности разбираться во внутренних противоречиях Библии — в том, как любящий Бог может отдавать приказ о геноциде. Им казалось, что все это примитивные сказки. На самом же деле, думали они, не существует ни Бога, ни высшего закона. Люди творят жестокости и убивают, а потом обращаются к придуманным ими самими высшим авторитетам, чтобы оправдать свои преступления. Писание просто отражает человеческие мнения тех обществ, которые его на разных этапах создавали, и ничего более.

Разные критики — Маркион, Вольтер и Пейн, ныне живущие Сэм Харрис и Ричард Докинз, — каждый по-своему, задавали глубокие вопросы о природе Библии и об авторитете Писания. Многие вещи в Библии действительно нас шокируют. Тем не менее эти вопросы не разрушили основанные на Библии религии и даже не повлияли на них значимым образом. Хотя радикальные критики религии есть и сегодня, они остаются ничтожным меньшинством. Несмотря на многовековую критику Библии, христианство не просто сохранилось, но и остается одной из самых распространенных мировых религий. Атеистами себя числят немногие, а последователей Маркиона сегодня, быть может, и вообще не существует. В США верующие преобладают, а в Европе, несмотря на десятилетия секуляризации, миллионы людей продолжают читать Библию.

Некоторые наблюдатели удивляются тому, что вера процветает в мире, основанном исключительно на секулярных положениях науки и технологий. Не менее поразительно и то, что основанные на Библии религии продолжают жить, хотя люди повсеместно приняли идеи универсальных прав и естественного закона. Даже если они не могут сформулировать эти теории так умело, как то делали Толанд и Гроций, большинство западных людей разделяет общие представления о правах человека, об условиях ведения войны и о недопустимости беспричинной агрессии, этнических чисток и геноцида. И тем не менее большинство христиан и иудеев не видит проблемы в том, чтобы совмещать эти представления с верой в священные тексты. Каким-то образом они научились не обращать внимания на кровожадные отрывки Библии.

Со времен Реформации миллионы рядовых христиан читали Библию внимательно, и многие из них читали истории о священных войнах древности. Однако подавляющее большинство читателей никогда не возмущалось описанным здесь насилием, а также не замечало, что эти истории призывают к бесконечной войне против соседей. Как правило, читатель видит в историях Моисея или Иисуса Навина примеры священной воинской доблести и не задумывается о судьбе жертв. В большинстве номеров в отелях Северной Америки можно найти Библии, которые распространяет христианская группа, носящая имя Гидеона, то есть одного из еврейских военачальников периода завоевания Ханаана.

Верующий может нейтрализовать действие невыносимых текстов с помощью нескольких разных стратегий. Наиболее распространен следующий подход: читатель видит в отрывке не то, что там открыто говорится, но нечто иное, иными словами, он неосознанно редактирует или переписывает текст. У этого подхода существует и такой вариант, когда слова понимаются в аллегорическом или мистическом смысле, а это позволяет устранить из них буквальные насилие и кровопролитие. Если эти стратегии не работают, верующий может удалить смущающий текст целиком, отрицая, что он это сделал. Он представляет, что такого текста нет, не обращая на него внимания или изымая его из круга публичных чтений. Каким бы подходом он ни пользовался, верующий способен избежать столкновения с неприятным текстом. Так люди учатся забывать.

И здесь мы можем спросить: а в чем же тогда проблема? Если текст никак не действует на читателя, разве он не обезврежен? Сложность заключается, конечно же, в том, что он продолжает существовать, причем в составе канонизированных книг. Хотя в настоящий момент большинство верующих его игнорирует, он продолжает влиять на поведение членов некоторых маргинальных движений и наверняка наложит отпечаток на некоторые новые формы религии. Как бы ни старались верующие о них забыть, ужасающие тексты вернутся к жизни и будут влиять на их поведение в периоды кризисов. Мы пытаемся их нейтрализовать, переписать, не замечать, но они возвращаются. Дремлющий зверь не то же самое, что зверь мертвый.

Если ничто другое не помогает, остается признать наличие этих мест в Писании и научиться с ними жить.

Мы запрограммированы на то, чтобы редактировать реальность. Память и опыт учат нас тому, чего нужно ожидать от мира, но иногда нам встречается факт или ситуация, которые не соответствуют ожиданиям. И в этот момент начинает работать часть мозга, которую можно назвать клавишей Delete на клавиатуре нашего ума (у нее есть свое техническое название: дорсолатеральная префронтальная кора). Мы подавляем расстраивающие нас аномалии так умело, что иногда искренне их не усваиваем или не запоминаем. В мозге каждого человека сидит его личный цензор. Это не значит, что развитие нравственного сознания рабски следует какому-то паттерну, предопределенному биологией, тем не менее нам всем свойственно игнорировать или недооценивать те вещи, которые не вписываются в нашу схему реальности.