Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

– Данила, а где у нас народ?

– Чудак ты, братуха. У тебя сколь сыновей?

– У меня сколь у Степаниде.

– А зятевья?

– Нет ни у кого земли и шансов.

– А будет шанс – да разве они не возмутся с радостью за ето дело? У меня Алексей, Андриян, зять Георгий, Софоний, Никит толькя про ето судят, но для етого мне надо было позаботиться всё внушить и разъяснить. Братуха, нас с детями уже двадцать семей будет, окро́мя зятевьей. А всё хороше́нь организуй и дай всем равный шанс – сколь молодёжи наберётся!

Александра вмешалась в наш разговор и говорит:

– Правильно Данила судит, я люблю, как он рассуждает, а тебе ничего не нужно. Вон наши ребяты приходют перед утром и пья́ны, а ты как выключенной, толькя знаешь одне свои таблетки глотаешь от нервов, дети и то обижаются.

– Александра, послушай и не вини его, он у тебя по гостям не ездит и не пьянствует, а нервы у него – надо понять: в соборе нет никакого порядку, да и дети большие стали, каждый мерит на свой аршин.

Степан чуть не со слезами сознался:

– Да уже сердце не выносит, всё валится, в соборе душок шарыповской возрождается, одно самолюбство да гордость. Какой он наставник? Четыре-пять месяцав здесь диктует, а семь-восемь месяцав в Боливии со своими бизнесами, бисерки собирает [431], никого не слушает, а ведёт как хочет, поетому нет никаких порядков.

– Ну вот, братуха, тем паче надо задуматься о будущим.

– Дети не слушаются, фабрика тоже жмёт, не знаю, вылезу из долгов или нет. Така́ система сделана, что все продукто́ры сидят в долгу и многи уже обанкротились.

– Братуха, я вам всё верю, но знай: пока будешь зависим от етих фабрикантов, так и будешь жить, лучше не будет, а толькя хуже. Надо создавать свой семейный кооператив и производить свой продукт. Сам пойми, у тебя принимают килограмм помидор по семь копеек доллара, но на базаре четыреста граммов – полтора доллара, и всё так. Я вижу, чичас производить всё выгодно: и спрос большой, и цены высо́ки. Вот на днях был в ИНТА – Институто насионал де текнология агропекуария, с разными агрономами, и вёл разные переговоры, чем выгоднея заняться. То выбор очень большой, предлоги разны и выгодны: ро́стить виноград для вина, черешни для Англии, теплицы для разных овощей, скот, свиньи, птицы, рыбу, моллюски, орехи, убеждают вырашивать екологичный продукт и даже помогут сопутствовать [432], как и что нужно. Екологичный продукт востребованный во всем мире, и здесь его никуды не хватает, а через них можно получить международной сертификат, а ето для нас не новости, наша жизнь вообче екологична, и нихто ето не знает. У нас клад, спрятанный от миру, а мы плачем от фабрикантов и производим им продукты с химикатами, а сами против них. Да, братуха, сам должен понять: вы живёте в Патагонии, а она страна в стране, и называется «маде ин Патагония», тут на експор хоть что. Сами знаете, откуда експортируют наилучшия фрукты, – ето Патагония. Скажите, вы пробовали вкуснея фруктов, как патагонския?

– Да, ты прав. Вон в США, в Канаде каки́ фрукты красивыя, но вкусу нету.

– Дак вот, я жил в Чили, в Боливии, в Бразилии, в Уругваю, был и в США, в России, но такого, как в Патагонии, не видел, етот климат и земля наилучшие в мире, и всё вырастишь, сам знаешь.

– Да, Патагония – ето действительно рай земной.

– Ну и вот, сам ето знаешь.

– Ну а как добиться чего-нибудь?

– Братуха, я уезжаю в консэ апреля, но за ето время увидишь, сколь я добьюсь здесь ресурсов.

– Ну, давай бейся, ежлив добьёшься земли.

– А почему не начать? Ну вот, молитесь Богу, а остально всё будет.

Степан живёт на шарыповской земле и тоже переживает: а вдруг выгонют? Куда пойти, опять по арендам?

– И знаешь что, Данила? Антон Шарыпов здесь.

– Ну и что он здесь творит?

– Да потерянный, да и всё.

– А что, продолжает наркоманничать?

– Да ишо и как, совсем сдурел.

Вот и Антон заходит, уже ночью, но в очкях, рассудок потерянный, мелет чё попало, его стало уже дёргать. Вот как всё изменилось, ето уже не Антон, а како́-то чучело, даже не верится: где красота, и гордость, и весь здравый рассудок? Увидел меня – стал задавать разны вопросы, но что отвечать – ето всё бесполезно. Я обошёлся с нём вежливо, но Степан хладно. Он долго не посидел и ушёл, но спрашивал у Степана выпить, Степан ответил:

– Завтра на свадьбе выпьешь сколь хошь.

– Боже ты мой, в чё он превратился!

– Да надоел уже, ходит мелет чё попало, а матерится!

– Вот тебе и «шарыповская гордость».

– Да, его мать Марфа уже обижалась.

– Когда-то были примерны люди, а чичас в чё пришли? «Людишки»-то стали добрыми людями, а у нас всё пропало… Братуха, спомни Святоя Писания: «хто возносится – тот смирится, а хто смиряется – тот возносится». Так и ваш Тимофей. Придёт время – будет жалеть: у него десять сынков, а он пошёл по такой пути.

Ну, пора спать, уже два часа. Я долго не могу уснуть, всё нервничал. В пять часов утра Степан пришёл и спросил:

– Поедешь молиться?

– Нет, братуха, я ишо не заснул.

– Ну, спи.

Оне уехали. Я, как дядя, должен быть в моленне на венчания племянника, но мне обидно, и я не поехал. Но боле не заснул. Стало светать, я встал, Александра давно управлятся, я потихонькю собрал свой рюкзак и стал поджидать Степана. В восемь часов приехали Степан и Андриян с ними. Говорю Степану:

– Отвези меня до автобусной стансыи.

– А ты куда?

– Домой.

Он обои с Андрияном:

– Никуда не поедешь, свадьба наша, и ты должен быть на ней.

– Андриян, я тебе ишо в тайге говорил: мы доложны ехать своим собором, потому что ето никогда не кончится. Когда будем недоступны для них, толькя тогда оне оставят нас в покое.

– Да, я никогда не подумал, что так поступит дядя Кондрат.

– А я ето всё знал, он Тимофеяв слуга, и не забудь: Килин, всё исподтишка.

– Да, теперь понял. Но ты никуда не поедешь, пошли, я тебя исправлю.

– Ну хорошо, но знай: хватит терпеть ето фарисейство.

И мы поехали на духовны столы. Приезжаем, Андриян подошёл к Кондрату и сказал:

– Я тятю исправил, и он прав, у нас свой собор. И как он доржится и молится, за чё его истязать?

Он пожал плечами и сказал:

– Сами знаете. – Но заметно было, ето ему не по носу.

– Знай, что всё ето будет перенесёно Тимофею.

Все увидели, что я исправленной, некоторы зашишикались, я внимания не взял, но вёл себя завсяко-просто. Знаю, что душа чи́ста, а вы хоть что мелите, вы со мной не живёте и моё правило не несёте, и не вам судить, а Богу.

После духовных столов в присутствии своего ро́дства сестра Степанида заплакала и сказала:

– Вы моё ро́дство, свадьба наша, будьте как хозяева и помогайте, а на етих идивотов не смотрите. Я тоже немало от них перетерпела, даже параличом уже разбивает, вечно лезут в чужую жизнь, а оглянулись бы на свою срацию: чиста ли она или нет.