Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

– А лодку как?

– Кака́ у тебя лодка?

– Самоделашна.

– Принеси квитанцию, где брал матерьял.

– Хорошо. Большоя вам спасибо, вы даёте моим деткам кусок хлеба, ишо спасибо.

Смеётся:

– Желаю успеха.

Ето был лейтенант Мендоса.

Ну, я взялся изучать и справки собирать. Обои деревни хохотали: «Выискался капитан!» Я молчал, а своё вёл. Через месяц всё собрал, выучил, привёз все справки и лодку. Лодку смерили, екзамен сдал, всё хорошо прошло, сказали: «Через два дня приходи». Прихожу через два дня, получаю книжку – не простую, а «патрон де песка артесаналь» [148], и документ на лодку. Вот тебе и капитан! Приезжаю домой, беру детей и Марфу и показываю:

– Вот вам наворожили, незнамо получил книжку самого высокого ранга, а люди смеются: нашёлся капитан!

Сразу в Монтевидео, иду в институт, сдаю документы, начальник поздравляет, делают ксеркопии и говорят: «Подожди». Подождал три часа, приносют временноя разрешение на четыре месяца, а через четыре месяца посулили на четыре года.

Приезжаю домой, беру лодку, сети – и на рыбалку. Поймали хорошо, на базар, приезжаем, стали продавать. Я уже знал, хто заявлял. Смотрю, обои идут, говорю:

– Покупайте рыбу дёшево!

Оне улыбнулись, ничего не сказали и ушли. Я говорю Марфе:

– Ты постой, а я сбегаю в полицию, оне недаром улыбнулись.

Прихожу в полицию, показываю разрешение, полиция говорит:

– Давно бы так. – Ишо говорим – звонок, заявление, офицер отвечает: – Слушай, мы ничего не можем сделать, у его всё в порядке, разрешение с самого министерства с Монтевидео, извините, он работает легально.

Благодарю и спокойно иду на рынок. Так и пошло у нас, чаше и чаше стали рыбачить.

С Боливии приезжает парень, Мартюшев Давыд Иойлевич, встретились в Пайсанду на автовокзале. Парень едет к нам в деревню, узнал, что я туда же, обрадовался: «Поехали вместе!» Ничего парень, разговорчивый. Прошло три месяца, парень высватал у Алексея Чупрова дочь Екатерину.

Приходит свадьба. На первый день вечера подходит ко мне тесть с обидой и жалобится.

– Что с тобой?

– Да ребяты чуть не набили.

– А за что?

– А хто их знает.

– Чичас разберусь.

Он рад:

– Толькя на тебя и надёжда, зятёк.

Ишшу ребят, смотрю, оне подходют к чупровской ограде, останавливаю, спрашиваю:

– Ребята, в чём дело, почему к старикам лезете? – Стоим на расстояние в двух метрах.

– А хто жалуется?

– Да тесть.

– Да етому блядуну дать надо!

И подходит сват Иван Чупров, он слыхал, и сразу с верхной полки:

– Не заставай за своёго тестя, знам мы его хорошо.

– Сват, отойди, без тебя разберёмся. – Он пушше. – Сват, пожалуйста, уймись.

Ребяты почувствовали силу, напряглись, я чувствую, воздух накаляется. Сват Иван стоял с правого бока, чуть поболе метра. Как получилось – не знаю, но я так быстро развернулся и дал его в подбородок, он улетел два метра и без памяти. Всё затихло, ребяты:

– Данила, прости Бога ради, мы драться не хочем, – и ушли.

Я опешил: никогда не дрался, и их было шестеро. Свата Ивана привели в чувство, и выяснилось, что тесть хватался девчонкам не за подобно место на свадьбе, и девчонки рассказали ребятам, ребяты хотели его избить, но народ не дал, вот он и пришёл к мене́ жаловаться. Когда я узнал всё: «Да надо тебя было избить, змеёшка, да ишо наставник называешься!»

Суд шёл два года, судья предлагал виновнику по-хорошему расшитаться за аварию, он никак не хотел. В консы консах суд решил тестю вернуть матерьяльный ушерб в размере восемнадцать тысяч долларов, тесть за покойных ничего не требовал, но суд сделал приговор на сто сорок восемь тысяч долларов, и виновника лишили свободы на два года, а деньги адвокаты поделили. Немец захотел получить за аварию, но ему нисколь не дали, потому что он был против суда.

Когда сделали пир властям, все уже жили в своих новых домах. Нам дали старый дом, мы уже там жили, а молились у Николая на ограде. Построили временною моленну, и поучения я уже не читал, отказался, потому что Николаю и Немцу ето было не по глазам, оне злились. Тесть упрашивал, но я не соглашался.

Праздник получился удачный, вороты разукрасили цветами, властей стретили с хлебом-солью, молодёжь была разукрашена по-празднишному, властей поприветствовали вежливо. Во всём помогал мене́ Дупонт. Пришлось мене́ выступить поприветствовать, объяснить, зачем приглашёны, поблагодарить за ихно присутствие, посадить всех за стол и открыть пир. Марио Карминати и Хорхе Ларраняга не приехали, но послали своих доверенных лиц, было всех двенадцать человек, окро́мя водителя. Знакомство было хороше, и ето открыло хорошие перспективы, стало всё доступно. Власти довольны уехали, сказали: «Что надо – заходите, будем помогать». На пир приезжали два антрополога, мужчина и женчина, с университета – универсидад де ла республика, Ренсо Пи Угарте и Мариель Сиснерос, оне всё заснимывали и записывали.

Но етот пир для меня был роковым. Всё стало готовиться тайно, я что-то подозревал, знаю, что с Николаявой стороны большая зависть: какой-то Зайчишка знается с такими людями и везде передо́м, но терпел и виду не показывал. В консы́ конса́х Николаю пришлось дать нам пол-усадьбы в размере семь гектар, но он не хотел, дал скрозь зубов.

Донеслось до меня, что Николай и Немец катют меня масоном: как так у его получается так быстро и хорошо, ето неспроста, масон и всё, гнать надо его отсуда. Идивоты, думают, что всё ето легко! А сколь я ночей не спал, чтобы всё делать без ошибок, и сколь заботы и нервов утрачено на ето! Да, говорить-то хорошо! Думашь, как ты: обходишься по-собачьи со всеми и думаешь, что тебе двери откроют? Нет, не так: будь хорошим дипломатом, и тебе будет всё доступно.

У Николая очень вредныя привычки. Раз приезжаем в Пайсанду, заходим в строительный магазин, хозяин магазина еврей, хороший приятель всем нашим русским, даже говорил по-русски, имя его Моисей Вульф. Заходим с Николаям, и что же он настроил? Взялся срамить всяко-разно Моисея. Мене́ стыдно:

– Николай, нельзя так!

– Нельзя? Проклятыя жиды, распинали Христа, да ишо молчи?

– Николай, хто-то сделал, но не все же виноваты.

– Не виноваты? Замолчи!

Вижу, как Моисей с лица сменился, но виду не показал. Сделали покупку, он деньги ему бросил на пол, я подобрал и отдал Моисею и тихо сказал:

– Не обращай внимание на етого дурака, и извини.

Он улыбнулся и покачал головой. Мы за ето с Николаям поспорили. У Николая привычкя деньги бросать на пол, чтобы унизить человека. Раз Хулио Дупонту за его услуги так же бросил деньги на пол, да ишо ха-ха-ха. Хулио виду не показал, поднял, но потом мене́ рассказывает:

– Когда он бросил мне деньги, у меня даже в желудке повернулось, хотел бросить ему в шары [149], но вытерпел.