Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

После праздника выхлопотал, сделали им дороги. Всё ето вышло в газетах и в радиве, опять Николай разоряется. Добыл им проекты воду провести, фрукту, виноградник засадить, и через чиновника по скотоводству, через секретаршу добился аудиенции к Марио Карминати, 23 декабря в 14.00 часов п. м. Сообчил Николаю, Николай:

– Я сам поеду, что же за министр.

Хорошо, поехали. Но когда поехали, он поехал в шлёпках, в грязных брюках и рубашке. Думаю, ну, приедем в Монтевидео, переоденется. Приезжаем в Монтевидео, подъезжаем к зданию, говорю:

– Николай, переоденься.

– Ишшо бы! А за что?

– Но как, нехорошо же, неприлично, надо бы искупаться, переодеться.

– Ха, я на работе.

– Ну как хошь.

Подходим к зданию. Все выходют из здания, нас не пускают, говорят:

– Куда вы, администрация закрыта, не видите, что все выходют. Сегодня 23-е, 25-го Рожаство, нихто с вами разговаривать не будет.

– Нас ждёт Марио Карминати, и мы едем за четыреста кило́метров, у нас аудиенция в 14.00 п. м.

Охрана позвонила и немедленно нас пропустила. Подымаемся на восемнадцатой етаж, нас стречает секретарша Ругия, проводит в приемнаю. Встреча с Марио как старыя друзья, хотя и незнакомы.

– Ну, что вас привело, говорите, время у нас мало.

– Дон Марио, отец наш, вы уже нам много помогли, но у нас основалась новая деревня, и енергии нету, вот мы и пришли к вам с просьбой: пожалуйста, помогите.

– Енергия у вас будет через шесть месяцев, и извините, что не смог приехать к вам на праздник. Мне передали, что праздник был замечательный, благодарим. Хто из вас Даниель?

– С вами говорит Даниель.

– Приятно познакомиться.

– Взаимно приятно познакомиться. Слышим про вас, сколь добра оказали стране, и восхищаемся.

– Что сделаешь – така работа.

– Передавайте привет другу Филату Зыкову.

– Благодарим.

– Ну, большоя вам спасибо, и за ваше время.

– Да не за что, счастливого вам пути.

– Спасибо.

Вышли, я был рад, что так удачно получилось, Николай виду не показал, но в обратну путь был невесёлой и неразговорчив. Думаю: что с нём? Но когда приехали домой, поднял збуш [150], что я действительно масонин, шпион и предатель и гнать меня надо с деревни. Я узнал – ахнул: за моё старание вот чем плотют, и нихто не хочет защититься, и всё заодно. Одна Марфа да детки – переживали и терпели.

Тут подъехал Павел, Николаяв брат. Ето зверь, а не человек. Жена у него синьцзянка, когда она за него вышла, он запретил вконес ей, чтобы она зналась со своим ро́дством. Бедная женчина сколь пережила от етого идивота! Очень гордый, я не я, сидит и злорадно рассказывает:

– Да мы етих бродяжек прямо в моленне мокрыми верёвками пороли, аж кровь сса́ла [151]! – И смотрит прямо мне в глаза.

Думаю: проклятый ты Диоклитиян-мучитель, недаром у вас и получился раскол! Ето произошло в восьмидесятых годах: беззащитных людей избивали мокрыми верёвками, дошло до того, что получился раскол, третья часть старообрядцев ушло в Белокрыническую иерархию. И по всей информации, Коля и Паша были первыми мучителями, ето страшные диктаторы.

На днях приходит Павел, я сети насаживал. Он ни здорово ни насрать, а сразу с первых слов:

– Знашь что, я пришёл лично к тебе, ты масон, шпион и предатель, опростай деревню! Нет – меры примем. – Повернул и ушёл.

Я в шоке, не знаю, что со мной делалось: белел ли я, краснел или чернел – не знаю. Но пришёл домой весь в слезах, Марфа, дети: «Что с тобой?». Я рассказал, Марфа в слёзы. На другой день я в город, и четыре дня прогулял у Димитрия-хохла, фотографа, тестява друга, он овдовел и очень пил. Приезжаю домой, Марфа:

– Что с тобой?

Я заплакал:

– Сердце не выносит, испоганился и четыре дня гулял.

Тесть поехал в город, узнал, что я гулял, не пришёл ко мне поговорить, он знал, что происходит, но пошёл к Николаю рассказал, а тому то и надо: как бы зацепиться.

Подходит Пасха, тесть просится на рыбалку, ему надо было деняг. Поехали. Наша лодка, сетки, лисензия, я, Андриян, тесть и Тимофейкя [152]. Поймали хорошо, тесть поехал сдал; мы рыбачили, на другой день поймали мало, сдали, стали деньги делить. Тесть говорит:

– У нас два рыбака и машина, нам за ето два пая, вам один.

Думаю: «Хорошо, буду знать, с кем имею дело». Он довольный, ишо приговаривается:

– Да, хорошо заработали, ишо бы надо съездить.

Говорю:

– Да, обязательно, – а на уме: – Хватит.

На рыбалке ждал, чтобы тесть начал разговор, что случается в деревне, он обязан как наставник. Но ето не произошло. Значит, лицемер, вот почему в старой деревне все его ненавидят.

К самой Пасхе приезжает к нам в гости тятя и сестра Степанида, узнали таки́ новости, удивились, тятя говорит:

– Простись, нехорошо жить во вражде.

– Тятя, хорошо, что ты здесь, сам всё увидишь.

На Пасху Христову вечером пришли молиться, отмолились вечерню, я вышел на круг [153]и говорю:

– Николай, я хочу с тобой проститься.

– Како́ с тобой прошшение, тебя не прошшать надо, а гнать! Ты жид, масонин, предатель, уходи отсуда!

Тесть, Александра:

– Николай, так нельзя, такой праздник!

– Никакого! Пускай уматыват! – Кланяюсь ему в ноги, кричит: – Уходи, предатель!

– Николай, ради Бога, давай простимся.

– Сказал, уходи – и уходи, и опростай нашу деревню!

– Николай, прости меня Христа ради, а тебя Бог простит. – И вышел и ушёл.

Тогда тятя понял, в чём дело:

– Да, ужасно.

Но ето для нас была не Пасха, а горя.

После Пасхи сестра просит:

– Возми Николая на рыбалку. – Мужа.

– Ну что, возму. Знаю, что он хороший рыбак.

– Да, а то он ничего не делает, толькя пьёт.

Я собрался с ними привезти груз и Николая привезти. Приезжаю туды, а там новости. У тяте с мамой была баня вряд с бараком. В гостях у них был Герман, истопили ему баню, он пошёл в баню, выключилась енергия, принесли ему свечкю, он вышел из бани, а свечкю забыл погасить и ушёл. Свечкя догорела, баня загорела, и барак и всё сгорело. Весь наш груз сгорел, мы остались без ничего. А Герман вину не признавал: что сами старики виноваты, недоглядели за нём. Когда я приехал за грузом, а там ничего нету. А что теперь делать: у нас ни постели, ни одёжи, ни книг, ни икон, ни посуды. Мама говорит:

– Я виновата, я и ответю. Пойдём!

Пришли. У Германа с Евдокеяй селый контейнер грузу, пришло с США, мама открыла и говорит:

– Бери, что надо.

– Мама, ето будет проблема.

– Я в ответе.

Ну, я взял, сколь полагается на автобус. Но зачем же ето взял, лучше бы прожили голы: Евдокея по всей Америке, что брат обокрал.

Николай Кирилович собрался со мной рыбачить в Уругвай, у него хоро́ши были сети, Степанида поехала провожать. Николай взял с собой сына Андронькю восьмилетнего. Приезжаем домой, нам от свояка Николая вконец запрет рыбачить возле деревни и – немедленно опростать деревню.