Н Познанский - Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Теперь рассмотрим мотив, который собственно не относится к эпической части, а присоединяется к ссыланию болезни на черета, на болота, в глухое место, где солнце не светит и т. д. Часто при таком ссылании говорится, что там стоят столы бранные, кровати дубовые, перины пуховые и т. п. Все подобные выражения есть не что иное, как указание на умилостивительные жертвы злым духам. Заговоры, сопровождающие такие приношения, или некогда сопровождавшие, представляют из себя моления. Так, у Романова есть заговор от нечистой силы.

"Прошу я вас, Адама, с отцами, з дзицями, как вы ласковы были, мою хлеб-соль приняли, и молитву приняли и рабу божаму етому помочи дали"... говорится над хлебом, солью и водою. Потом, в полночь, когда не слышно ни одного звука, отнести этот хлеб на росстаньки, стать там, заложить руки на спину, кабы не пересякутца - и по три раза на переднюю и боковые дороги поклониться до земли и сказать: "Свят Доброхот, хлеб-соль прими, а раба божаго просьци". И на переднюю дорогу хлеб положить в чистой тряпочке" *214. 12 пирожков, завязанных в салфетку, относят в лес, приговаривая: "Вот вам 12 сестер, хлеб-соль, полноте меня мучить, оставьте меня" *215.

В приведенных случаях моление сопровождается обрядом, а обряд, как мы видели, связывает словесную формулу, полагая ей естественные рамки. Но стоит только формуле оторваться от действия, как она начинает разрастаться. Раньше, когда на самом деле прино илась жертва (хлеб-соль), в формуле и упоминалось только то, что приносилось. Когда же приношение перестали делать, то взамен этого в заговоре стала на словах изображаться более обильная жертва, чем хлеб и соль. Обычный заговорный прием. Так, стали оворить: ..."Я ж вас усих упрошаю, столы наставляю, скацерсцими засцилаю, хлеб-соль покладаю, мед и вино у кубки наливаю..." *216. О подобных же жертвах говорят и некоторые "плачи" по усопшим. Эти упоминания "плачей" о трапезах, приготовленных с целью умилостивить смерть, несомненно, отголосок существовавших когда-то умилостивительных жертв.

Интересную в этом отношении параллель находим в еврейской врачебной практике. Больного запирают в дом на 9 дней (petit Indulco) и делают каждую ночь возлияние медом и соленой водой в 4 углах дома, обращаясь к духам: Voici du miel pour adoucir votre bouche, et du sel comme symbole du pact indissoluble que nous contractons avec vous. Или же больного запирают на 49 дней (grant Indulco). Тогда корме того жгут ладан и ароматы, зажигают множество свечей и ставят стол, накрытый лучшими яствами, приглашая демонов прийти на трапезу *217. Очень странно в меде, вине, молоке и тому подобных вещах, упоминающихся в заговорах, видеть отражение представления о крове и воде из раны Христовой, или о райских реках, как это делает Мансикка *218. И здесь надо искать реальных основ для формулы в обряде, а не в символике. Приношения злому духу-болезни за больного человека - явление очень распространенное у самых разнообразных народов *219. У нас сохранились только слабые остатки умилостивительных приношений духам, причиняющим болезни. Таково приношение лихорадкам пирожков *220; бросание зерен и хлеба-соли "теткам" *221, угощение хлебом-солью "крикс" *222 и т. п. Жертвы и трапезы действительные или воображаемые помещаются в лесах, болотах, очеретах, куда и ссылается болезнь. Это и вполне понятно.

Нечистая сила, причиняющая болезни, по народным представлениям, живет именно в болотах, в трущобах, под корнями деревьев, где "солнце не греет, месяц не светит". Поэтому-то лихорадку и завязывают в лесу, в ветках березы *223. Или, напр., омывши бол ного ребенка водой, воду выливают на березовый пень, ze odbierze chorobe od dzieci zle, ktore tam pod krzakiem spoczywa *224.

Представление о болезни, живущей под деревом, отразилось и в заговорах. Так, один мордовский заговор рассказывает о женщине, ссылающей болезнь под дерево: In dem grossen Walde ist eine rote Tanne, sie hat die Krankheit in die Wurzel der Tanne geschickt *225. Приведенный выше немецкий заговор призывает на вора den grunen Rit (Fieber). Исследователь по этому поводу замечает, что эпитет "зеленый" указывает на лес и дерево, а также на то, что духи-болезни первоначально были духами лесов и деревьев *226. К корню дерева кладутся и жертвы за больных *227. В Германии больной сухоткой делает приношение бузине из воска, льна, сыру и хлеба *228. У нас пирожки лихорадкам носят в лес. А в языческую эпоху в тех самых местах, какие перечисляются теперь в заговорах, совершались всевозможные "требы". Таковы жертвы под дубом, жертвы "рощениям". Еще в 16 веке Макарий писал про Чудь и Ижору: "Суть же скверныя мольбища их лес и камение и реки и болота, источники и горы"... Как раз в эти-то притоны и ссылаются болезни. Однако Мансикка и здесь старается отыскать апокрифические источники и христианские символы. По его мнению ссылание на "очерета" взяло свое начало из апокрифа, по которому дьявол ссылается in loca silvestra *229.Место ссылки приурочивается им к Сионской горе *230. Формула ссылания в дикое место была сначала только заключительным эпизодом в мотиве встречи со злом, возникшем также из апокрифа, а потом она срослась с символической вечерию на Галилейской горе *231.

Однако, те данные, на которых он строит свои соображения, скорее могут быть истолкованы как апокрифический нарост на более древней основе. Источник происхождения формулы надо искать в обряде. А он указывает, что в заговорах речь идет о буквальном отправлении тем или иным способом болезни в глухое место, где солнце не светит и т д. Так, напр., больной носит на себе записку, потом относит и кладет ее в такое место, куда не солнце, ни месяц не светит *232. При унимании крови окровавленные ветки и тряпки прячут также в темное место, туда, где ни месяц, ни солнце не светит *233 Упомянутый выше обычай носить воду под березу после омовения больного, окатывание водой больного в лесу через ветки, все это говорит о том же выселении болезни. Латыши при помощи нитки завязывают лихорадку на дереве: "Тряси пни в лесу"... "Кто тебя азвяжет, тот себе путь свяжет" *234.

Верование в возможность заставить злого духа оставить человека и поражать дерево отразилось и в сказках. В малорусской сказке рассказывается, как Бог велел смерти грызть старых людей, а москаль обманул ее и велел рызть старые дубы *235. У Ревиля находим описание, как дикари во время эпидемий целыми деревнями с шумом и криком выгоняют злых духов из жилищ и загоняют их в трущобы *236. Болезнь можно удалить, как мы уже видели, с птицей, с животным *237. Еврейски козел отпущения, изгоняющийся в пустыню, совершенно аналогичное явление. Выше мы видели случаи передачи болезни деревьям. В Сиаме статуэтку, на которую переводят болезнь, зарывают в лесу *238. На основании всего этого мы имеем полное право утверждать, что, когда ссылают "уроки на мхи, на болоты, на ницыя лозы, на сухия лясы, дзе ветры ня веюць, дзе й сонца ня грея"... *239, na bory, na lasy, suchy dab suchy grab lupac *240, но тут нет н какого намека на Галилейскую гору и какие бы то ни было апокрифы. Формула развилась на почве широко практикующегося у всех некультурных народов изгнания злых духов, причиняющих болезни, в глухие, пустынные места: в горы, в лес, в трущобу, в болота и т. д. Глухие места, особенно куда ни солнце, ни месяц не светят, почитаются естественным местопребыванием этих духов. Лихорадки представляются живущими в колодцах и на озерах *241. Еще а Атхарва-Веде в заклинаниях лихорадку ссылают в глухое место - в л с, в горы *242. У нас в XI веке приносили жертвы болотам *243. Интересное указание в этом отношении сохранилось в Калевале. Колдун Випунен, во внутренности которого попал Венимейнен, причиняющий ему страшные боли, творит заклинания. "Он пел о происхо дении зла и болезни и увещевал своего мучителя удалиться на гору Кипувори, на которой обыкновенно имеют свое местопребывание все болезни и недуги" *244.