Евгений Мельников - Зов из глубины веков

– Хорошо. Тогда сходите в трапезную, а потом приходите в библиотеку. Думаю, наши богословские беседы будут вам на пользу.

– Спасибо. Я приду.

Выходя из игуменского корпуса, я был погружен в свои впечатления о прошедшем разговоре. Я был так разочарован, что в рассеянности запнулся о порог и чуть не упал на землю. Отец Димитрий, который показался мне с самого начала очень благосклонным человеком, теперь предстал передо мной, как взыскательный и активный борец за истинную православную веру. Я понял, что совсем не знаю его.

Окинув взглядом собор монастыря, я захотел снова попасть вовнутрь, и поэтому зашел в притвор храма. Запах ладана, витающий здесь после каждения, резко ударил мне в нос. Это снова вызвало во мне неприятное ощущение и отторжение. Тем не менее, я собрался и сделал над собой усилие, чтобы опять не показаться одиозным для окружающих, выбегая в панике из храма.

В эти минуты здесь было тихо и меня ничего не отвлекало. Увидев на иконостасе крупное изображение Христа, я подошел к иконе и с проницательностью всмотрелся в нее. Глядя на лик Спасителя, в этой безмятежности я почувствовал благодатное чувство сопереживания, которое отзывалось у меня внутри. В один миг передо мной предстала вся жизнь Иисуса, который учил людей и был распят на кресте, пройдя через величайшие муки страдания.

В этот момент я не молился, ни о чем не думал, а просто созерцал божественный образ, вникая в безмолвие и трепет моей души, которая приобщалась к страданию Христа. Для меня этот образ оставался недостижимым идеалом кротости и мудрости, достигнуть которого было возможно только посвятив всю свою жизнь познанию человеческого существа.

Вдруг в моей голове начали возникать неясные образы отца Димитрия, сдерживающие мою волю, словно вериги. Я со всей отчетливостью понял, что не согласен с его взглядами и мне захотелось всем своим существом противостоять ему в этом отношении. И эти залпы негодования, нахлынувшие обвинения в его адрес, не давали мне возможности сохранить душевное спокойствие. Я обнаружил в себе желчь черных мыслей, выведших меня из равновесия. Поэтому я развернулся и вышел из храма.

Для меня всегда было очень сомнительным, если человек становится безусловным приверженцем определенного вероисповедания, а все другое при этом для него низводится и обесценивается.

Несмотря на все это, я решил, что буду прилежно посещать проповеди отца Димитрия, так как я не хотел показывать открыто свое внутреннее противостояние самому игумену монастыря. Поэтому мне стоило закрыть глаза на то, что казалось отталкивающим в его мировоззрении.

Время уже близилось к полудню. Нужно было идти обедать в трапезный корпус.

Прием пищи в монастыре делился традиционно на двухразовое питание, обед и ужин. Мне было непросто привыкнуть к этому режиму питания, тем более еда здесь не отличалась разнообразием блюд и включала в себя в основном овощные салаты с морепродуктами и супы с добавлением рыбы.

Как только я зашел в прихожую трапезной, то тут же почувствовал притягательные ароматы готовящегося лука, свежих трав и овощей. Смесь запахов душистого укропа и рыбного супа просто вскружили мне голову, так как я был очень голодным. Я быстро прошел в столовый зал и увидел, что в помещении собралось достаточно много людей. Как бы старательно насельники монастыря не уходили мыслями в Бога и молитву, но всем хотелось вкусно поесть и набить пустой желудок. Такова природа человека.

Я немедля сел за отдельный стол, где расположились паломники и гости монастыря. Братия уже сидела за своими столами, монахи молились перед приемом пищи, как и полагалось. После молитвенного слова все принялись за трапезу, и я с огромным аппетитом начал есть вкусный рыбный суп, который показался мне самым наваристым супом, какой я только ел за всю жизнь. Съев овощной салат с кальмарами и выпив стакан чая, на сытый желудок теперь я мог полностью расслабиться. Меня потянуло ко сну.

Чтобы как-то оживиться мне захотелось с кем-нибудь поговорить. Оглядываясь по сторонам, но стараясь не вести себя слишком вызывающе за столом, я увидел того самого послушника Захара, который скромно сидел у окна на краю скамьи и доедал свой обед. Я решил, что дождусь его у входа и попробую с ним заговорить.

После окончания общей монашеской молитвы я вышел из помещения трапезной и встал в нескольких метрах от крыльца. С волнением я начал продумывать и прокручивать в голове то, о чем хотел сказать Захару. Вскоре он вышел и быстрым шагом направился в сторону звонницы. Хотя мне было очень неловко, но я начал догонять его и окликнул. Захар оглянулся и остановился.

– Я извиняюсь, – заговорил я быстро. – Хотел спросить у вас.

– Можно и на ты, – с улыбкой заметил Захар.

– Да. Благодарю. Я хотел поговорить, если ты не возражаешь. Потому что я практически никого не знаю здесь. С отцом Димитрием мне не совсем удобно было бы говорить на эту тему. А ты почти моего возраста.

– Хорошо. Я понимаю. И что тебя беспокоит?

– Это, может, прозвучит немного странно. Но я давно принял христианство. То есть внутренне я живу христианским мировоззрением. Живу по христианской морали.

– Это же замечательно. В этом нет ничего странного.

– Да. Но для меня остается неясным то, что ограничение в пище способствует совершенствованию духовной жизни. Как я могу прийти к духовной победе над собой, ограничивая себя лишь постной пищей? Тем, что нужно только для поддержания жизни моего организма, а не души.

– Это ограничение в пище выступает средством. Чтобы человек мог больше сосредоточиться на духовной жизни, чем на телесной.

– Да. Я это вполне осознаю. Вот в этом и дело, что для меня это не кажется таким необходимым средством, так как я и без того могу сосредотачиваться на духовной жизни.

– Но монаху это необходимо, – продолжил с понимающей улыбкой Захар. – Так сложилась наша традиция, которой мы должны придерживаться. А здесь в монастыре, вообще, особый строгий устав. Здесь мы все лишены своего мнения и должны быть абсолютно послушны батюшке игумену и во всем полагаться на него. Если ты должен делать то, что положено, то делай это с полным согласием внутри себя. С мыслями, что твоя воля всецело должна подчиниться воле Бога. Если Богу угодно поститься, то мы должны соблюдать эти правила.

– В этом случае это кажется вполне оправданным, – ответил я, осознав сложность проблемы. – Может, ты посоветуешь мне еще по одной проблеме, которая сильно беспокоит?

– Да. О чем идет речь?

– Иногда у меня возникает чувство страха, когда я оказываюсь среди монахов. Именно, когда я смотрю на их одежду. Может, это странно, но я сам не понимаю, чем это может быть вызвано. И что самое важное страх не дает мне увериться в том, что ничего плохого в этой одежде нет.