Сборник - Житие старца Серафима Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника. С приложением его наставлений и келейного молитвенного правила

Мы видели выше как молодой послушник в жизни своей побеждал сии или подобные сим искушения терпением и послушанием. Посмотрим теперь как приводил он в действие другие против них средства.

Жизнь его в это время до пострижения в монашество ежедневно располагалась таким образом. В определенные часы он был в церкви на богослужении и правилах. Подражая старцу Пахомию, на церковные молитвы он являлся как можно ранее, выстаивал неподвижно все богослужение, как бы продолжительно оно ни было и никогда не выходил прежде совершенного окончания службы. В часы молитв всегда стоял на одном определенном месте. Для предохранения от развлечения и мечтательности, имея глаза опущенными долу, он с напряженной внимательностью и благоговением слушал пение и чтение, сопровождая их молитвой.

Вне церкви, исполнив обязанности послушания, Прохор, удаляясь суетного общения с другими, любил уединяться в своей кельи. Так кроме молитвы у него были занятия двух родов: чтение и труд телесный. Он читал книги и общехристианские и духовно-подвижнические. Предметами его чтения были: священная Библия, особенно Псалтирь, св. Евангелие и послания Апостольские, творения святых отцов, например, Шестоднев св. Василия Великого, беседы св. Макария Великого, Лествица преп. Иоанна, жития святых по Четьи-Минеи св. Димитрия Ростовского, Добротолюбие и другие. Псалмы он читал и сидя, говоря, что утружденному это позволительно, а св. Евангелие и послание Апостолов всегда стоя пред св. иконами, в положении молитвенном, и это называл бдением (бодрствованием). Не для препровождения времени, не ради удовлетворения возбужденного любознания совершаемо было это чтение. Новоначальный подвижник искал в нем решения вопросов жизни, прочитанное прилагал к своему быту и вообще к человеку. Отсюда у него, при свете слова Божия, под влиянием подвижничества, в смирении и преданности воле Божией, вырабатывался и впоследствии образовался здравый и светлый взгляд на жизнь христианина вообще и в частности на пути иночества.

В часы отдохновения от дел духовных Прохор предавался телесному труду. В это время занятием его была столярная работа: подобно другим инокам, он вырезал кресты из кипарисного дерева для благословения богомольцам. В столярном деле, особенно, когда проходил это послушание, Прохор отличался большим усердием, искусством и успехами, так что в расписании чередных смен для неусыпаемого пения он один из всех назван Прохором столяром. Но, совершая келейное послушание, он ходил и на общие для всей братии труды: сплавлять лес, приготовлять дрова и т п. Когда занимался рукоделием в своей кельи или трудился на общих послушаниях, беспрестанно содержал в памяти и сердце сию молитву Иисусову: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. Упражнением в работе восполнялись монастырские подвиги; ибо монаху, сверх духовных занятий, заповедуется правилами физический труд.

Относительно поведения за трапезой, принятия пищи и ночного отдыха до нас сохранилось следующее собственное свидетельство о. Серафима: «Сидя за трапезой, не смотри и не осуждай, кто сколько ест, но внимай себе, питая душу молитвой. За обедом ешь довольно, за ужином повоздержись. В среду и пяток, аще можешь, вкушай по однажды. Каждый день непременно в нощи спи четыре часа: десятый, одиннадцатый, двенадцатый и час за полунощь. Аще изнеможешь, можно в добавок днем спать. Сие держи несомненно до кончины жизни: ибо оно нужно для успокоения головы твоей. И я с молодых лет держал таковый путь. Мы и Господа Бога всегда просим об упокоении себя в нощное время. Аще тако будешь хранить себя, то не будешь уныл, но здрав и весел». С течением времени от слишком напряженного стояния, от недостатка в ночном отдыхе о. Серафим, как сам неоднократно сказывал, получил сильную головную боль. Болезнь эта разрешилась сама собой, когда он начал несколькими часами более давать себе отдых во время ночи. После сего о. Серафим на основании собственного опыта советывал немощным шесть часов в сутки отдавать сну, а более сильным – телом и крепким душой – пять часов, повторяя при сем наставление отцов пустынников, что мы не тело, а страсти умерщвлять научаемся.

Подвиги послушания, молитвы, чтения и труда однако же, несовершенно удовлетворяли пустыннолюбивую душу молодого подвижника. Известно, что Саровская пустынь на расстоянии многих верст в окружности обнесена густым лесом или бором. У некоторых старцев отсюда родилась мысль, по примеру древних подвижников и первооснователей Саровской обители, удаляться из монастыря и там, втайне от людей, пред очами одного Бога, внимательнее предаваться благочестивым упражнениям. С благословения настоятеля Пахомия таким образом поселились в разных местах недалеко друг от друга каждый с своим учеником в глубине монастырского леса известные пустынники: игумен Назарий, иеромонах Дорофей, схимонах Марк. Видя такие примеры, Прохор стремился духом к большему уединению и подвижничеству. Душа его, подобно горлице, рвалась к уединению. Он получил от старца своего, отца Иосифа, благословение в свободные часы оставлять монастырь и уходить в лес. Там он нашел уединенное место, устроил сокровенную кущу и в ней совершенно один предавался богоразмышлению и молитве. «Ежели не всегда можно пребывать в уединении и молчании, живя в монастыре и занимаясь возложенными от настоятеля послушаниями, то хотя некоторое время, остающееся от послушания, должно посвящать на уединение и молчание: и за сие малое не оставит Господь Бог ниспослать на тебя богатую Свою милость». Вот такое правило, внушаемое впоследствии другим инокам, теперь исполнял сам Прохор, удаляясь в пустынную кущу. Созерцание дивной природы возвышало его к Богу, а совершенное одиночество теснее соединяло с Ним в чувстве Божественного вездеприсутствия молитвой. По сказанию человека, бывшего впоследствии близким к старцу Серафиму, он совершал здесь правило, еже даде Ангел Господень великому Пахомию, учредителю иноческого общежития. Это правило совершается в следующем порядке: Трисвятое, и по Отче наш: Господи помилуй 12. Слава и ныне: приидите поклонимся трижды. Псалом 50: Помилуй мя Боже. Верую во единаго Бога… Сто молитв: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго и по сем: Достойно есть и отпуст. Все сие составляло одно моление. Но таких молитв надлежало совершить по числу суточных часов, двенадцать днем и двенадцать ночью. Это правило, принятое в обители, составленное по уставу преподобного Пахомия. Прохор исполнял по наставлению старца Иосифа с самого поступления в монастырь. Но в куще среди природы, так сказать, наедине с Богом, он сосредоточеннее и с большим умилением предавался молитвенному подвигу. С молитвой он соединял воздержание и пост: в среду и пятницу не вкушал никакой пищи, а в другие дни недели принимал ее только один раз. Кому не радостно было видеть такое подвижничество в послушнике, еще юном не только душой, но и возрастом? Видимо стало, что Прохор ставит себя твердо на пути иноческого жития. Все питали уважение и любовь к необыкновенному подвижнику. Не единственным, впрочем, подвижником между новоначальными во всем Сарове был в то время Прохор: были и другие молодые люди, явившие в себе высокие примеры ревности о благочестии. Таков, например, был двадцатилетний послушник Василий, вступивший в пустынь 1787 г. из мещан гор. Темникова. На первом шагу он оказал знаки полной преданности воле отца настоятеля Пахомия с отвержением воли собственной: что ни было с ним приобретенного в мире, он, вступая в монастырь, все положил к ногам строителя, усердно отдавая с тем вместе и себя в совершенное послушание ему. Это удивило старца Пахомия и он всегда имел этого послушника в особенном внимании. В последние годы жизни о. Серафима этот послушник был под именем Нифонта строителем Саровской пустыни. Были и другие рабы Божии, но жизнь иноческая, как и вообще житие истинно-христианское, по слову Писания, сокрываются со Христом в Боге. Посему они тщательно укрывали свои благочестивые действия, втайне боролись со страстьми своими, боясь и бегая славы человеческой. Но Прохор стоял на виду старших братий монастыря и подвиги его были так постоянны и разительны, что трудно было укрыть их. Посему, представляя его, предпочтительнее пред прочими, в пример не столько рачительным в иноческих делах, старцы Иосиф и Пахомий сверх любви к нему, как бы к своему чаду, являли и доверие. «Блаженной памяти, отцы наши, строитель Пахомий и казначей Иосиф, мужи святые, любили меня (говорил впоследствии о. Серафим), как свои души, и ничего ими от меня не потаено, и о том, что им было для своей души и для меня полезно, пеклися».