Порфирий Цельс - Заметки о Священном Писании

«Как можно быть в чем-то уверенным, если, например, в саркофаге Ярослава Мудрого вместо его останков обнаруживается мешанина костей из двух женских (!) скелетов, причем один из них относится к ещё скифскому времени [75,34]?!» Следует со всей определенностью сказать, что достоверность любых «исторических» документов и фактов сомнительна и зависит от сиюминутной политической конъюнктуры и корыстолюбия историка. «Рядом с нечистой совестью росло до сих пор всё знание [123,2,145]!» – так говорил Заратустра. Если уж «трансляция происходящего, – как подметил выдающийся русский писатель В.О.Пелевин, – вовсе не доказывает, что оно происходит [224,185]», то в ещё большей степени это относится к рассказам о происходившем в далёком прошлом. «Все древние истории – не более, чем басни, о которых договорились [129,2,548]», – подтверждает философ-просветитель Вольтер. Это в полной мере справедливо и для дошедшей до нас библейской «истории». И несомненно, что если какой-то неугодный текст трудно подправить, то утрата его – самый верный шаг на пути к единомыслию.

Об уничтожении книг

Христианам ли было бояться писаний, так или иначе направленных на подрыв истинной веры? Нет, конечно, – истину не сокрушить. Но многие пастыри-маловеры боялись, и взвивались кострами синие ночи, чтоб христианскую веру упрочить. В 1242 г. «из всех областей Франции свозились в Париж отобранные у евреев экземпляры многотомного Талмуда. Двадцать четыре воза, нагруженных этими книгами, были публично сожжены на костре на одной из площадей Парижа [204,322]». Что удивительно, ополчились христиане и на еврейскую Библию, по существу не отличающуюся от Ветхого Завета христиан. «В 1490 году Инквизиция заставила сжечь все еврейские Библии, один только Торквемада (знаменитый инквизитор) уничтожил 6000 томов в Саламанке [18,2,546]». И совсем не удивляет сожжение трудов величайшего еврейского философа и законоучителя Маймонида [204,326]. А где труды Цельса, Ария, Василида, Маркиона, и других инакомыслящих? «Неоплатоники сочинили против веры в Евангелие много тщательно обработанных трактатов, которые впоследствии были преданы пламени предусмотрительными православными императорами [51,2,103]». «Труд Порфирия „Против христиан“ в 15 книгах, судя по отзывам церковников и сохранившимся отрывкам, представлял собой выдающееся произведение… Порфирий впервые указал, что так называемые Моисеевы книги не написаны Моисеем, а спустя, как он считает, 1180 лет, Ездрой и его учениками… В 448 г. императоры Валентиниан III и Феодосий издали следующий указ: „Предписываем всё, что Порфирий (или кто-либо другой), гонимый своим безумием, написал против благочестивой веры христианской, где бы оно ни было обнаружено, предать огню“. Указ этот был проведён в жизнь неукоснительно и быстро… В результате от огромного труда Порфирия почти ничего не сохранилось [63,349]». Правоверные христиане тоже иногда писали «неудобные» книги, так и они не дошли до нас. Например, ученик апостола Иоанна епископ «Папий составил пять книг, которые он назвал: „Exegesis“ или „Изложение словес Господних“… Исчезновение этого сочинения есть самая прискорбная потеря во всем поле первобытной христианской литературы. Множество затруднений, перед которыми мы останавливаемся в этой тёмной истории были бы, конечно, устранены, если бы мы имели книгу Папия. Вероятно, именно поэтому мы её не имеем [76,75]».

Но уничтожалась не только религиозная литература. Так, в 391 году, «по приказу римского императора Феодосия была уничтожена Александрийская библиотека, в которой было собрано свыше 42 тысяч свитков и множество других предметов [20,229]». А Григорий Великий, «настаивая на правиле, что „неведение – мать благочестия“, изгнал из Рима все математические знания и сжёг Палатинскую библиотеку, основанную Августом Цезарем [37,274]». Неудивительно поэтому, что в те времена «христиане извлекали свои географические познания из текстов Св. Писания, а изучение природы считалось за самое несомненное доказательство неверия [30,4,354]». «Римская церковная система, подобно византийской, стояла в оппозиции с умственным развитием. Заявляя притязания на совершенствование нравственности, она в то же время подавляла ум [37,435]». Для вящего благочестия сжигались книги и на иностранных языках. При завоевании Мексики были собраны «громадные коллекции литературных произведений, но первый архиепископ Мексики, говорят, велел сжечь на площади целую гору этих рукописей, называя их продуктами колдовства. Около того же времени и при таких же обстоятельствах кардинал Хименес сжёг громадное число арабских рукописей в Гренаде [37,473]».

Однако сегодня мы имеем возможность читать дохристианскую литературу. Как же она до нас дошла сквозь книжные пепелища? Православный профессор Кураев разъясняет: «Все рукописи античных авторов известны нам по средневековым копиям – это значит, что именно средневековые монахи и переписывали античные книги, и только благодаря монашеским трудам античная литература дошла до нас [230,367]». Трудно не согласиться, что переписчиками в средние века были, как правило, монахи; жаль только, что уважаемый профессор не отметил необходимости предварительного перевода античных рукописей с арабского языка на греческий или латинский, поскольку «многие из самых возвышенных и научных произведений исчезли на том языке, на котором они были написаны, и стали известны много лет спустя по переводам, сделанным сарацинами на арабский язык [37,297]».

Агенты калифа Аль Мамуна, «разосланные по Армении, Сирии и Египту, собирали памятники греческого знания; эти произведения были по его распоряжению переложены на арабский язык самыми искусными переводчиками [30,6,148]». Ещё и ранее основанная в Багдаде калифом Аль Рашидом школа «деятельно занималась переводами на арабский язык греческих произведений, – работ не только медицинских, но и общего характера [37,308]». «Некоторые из учёных трактатов, подлинники которых утрачены, дошли до нас в сделанных на Востоке переводах (на арабский), благодаря тому, что там изучали сочинения Аристотеля и Платона, Евклида и Аполлония, Птолемея, Гиппократа и Галена [30,6,150]». Это происходило потому, что, в отличие от Св. Григория и других столпов христианства, пророк Мохаммед полагал, что «один час учения ценнее ночи, проведённой в молитвах,… а чернила познавшего ценнее крови мученика [188,334]», следствием чего явился небывалый расцвет науки и культуры в исламских странах. «Крестоносцы позже уничтожили то, перед чем им приличнее было бы лежать во прахе, – культуру, сравнительно с которой даже наш девятнадцатый век является очень бедным, очень „запоздавшим“ [123,2,694]», – негодует Фридрих Ницше. «Эпоха арабской учёности длилась более пятисот лет до великого нашествия монголов и совпадала с самым тёмным и самым бездеятельным периодом европейского летописания [30,6,149]». Достаточно сказать, что «в медицине арабы стяжали заслуженные похвалы… а химия как наука обязана своим происхождением и своими усовершенствованиями трудам сарацинов [30,6,151]». При Омейядах в Андалузии творило более трёхсот писателей и было открыто более семидесяти публичных библиотек [30,6,149]. Византийцы же «за тысячу лет не произвели сами ничего выдающегося, оригинального. Миллионы греков не двинулись ни на шаг вперёд в области философии или науки, не сделали ни одного практического открытия, не сочинили ни одной поэмы, ни одной трагедии, достойной упоминания [37,382]».