Ольга Сквирская - Кана чудес

После службы мы немного прогулялись. Говорили ни о чем, – обе отвыкли от искренности и душевности. Я не спрашивала о Дмитрии, она не спрашивала о «Кане».

Распрощались легко, не обменявшись ни адресами, ни телефонами.

…Какая-то информация о Марине порой долетала до Сибири.

Дмитрий бросил монастырь (как хорошо, что я не стала делать сюжет, вот позорище вышло бы!). Однако он остался работать в нем администратором, на том же месте, что присмотрел себе, еще будучи в ордене иезуитов.

Примерно через год они с Мариной обвенчались в московском католическом храме. Мессу служил самый главный иезуит на территории СНГ, знай наших.

– Ну зачем этот спектакль – венчание с провинциалом, – злопыхали бывшие собратья по ордену.

Но Дмитрий все хорошо продумал.

Во всяком случае Марина теперь замужем, квартира в Москве, родилась дочка. Что плохого?

…Я редко вспоминала Марину.

Но вот случайно, во время духовных упражнений, забрела в эту деревушку – и вспомнила тот яркий закат, подсолнухи, рыжую девушку в желтой футболке, которая мечтала выйти замуж. Вдруг я поняла две вещи.

Первая: а ведь сбылись наши с ней молитвы: она таки вышла замуж и вот уже родила первого ребенка!

А вторая: то зеленое платье Марина надела… специально для меня.

Не пора ли мне ее простить? Не это ли хочет мне сказать Господь во время этих духовных упражнений?

Да благословит тебя Господь, Марина.

В ящике рабочего стола – битая посуда. На первый взгляд – хлам, мусор.

– Зачем хранишь? – спрашивает офис-менеджер.

– Отнеси в музей, – говорят те, кто понимает.

Просто эти черепки от старинной фарфоровой посуды – таких чашек и тарелок уже не делают. Узор старомодный.

«Когда я была маленькая, в доме у нас были тарелки с таким же рисунком, – вспоминаю я. – Боже, как давно я живу на свете! То, что я видела в детстве, уже стало музейной стариной!»

Но эти черепки ценны не столько своей древностью, весьма, впрочем, относительной.

Это привет из града Китежа наших дней – затопленного города Бердска.

…В конце 60-х на реке Берди ради строительства плотины затопили целый город. Перед этим предложили его жителям переселиться в другое место, выделив землю. Кто успел, вывез разобранные на бревна избы и скарб, кому-то не повезло. Вскоре на город хлынули потоки воды, и он вместе с церковью ушел под воду, как славный град Китеж.

Через десятилетия ученые сообщили, что эта идея была ошибочной: расплатой за нее явилась экологическая катастрофа. В Обском море теперь бьется на поверхности, не в силах уйти под воду, зараженная глистами рыба. Цветет застойная вода. Но время вспять не повернешь.

***

Волны искусственного моря постоянно выбрасывают на берег старые монеты, гвозди, черепки от глиняной и фарфоровой посуды. Некоторые вещи давно вышли из обихода – например, лошадиные хомуты.

Моя приятельница Галя, которая живет на берегу Обского моря, любит бродить по берегу, собирая эти предметы, когда-то исправно служившие первым бердчанам.

– Дай мне, – прошу я. – Когда буду снимать фильм о католиках Бердска, мне нужно будет немного показать и историю города.

– Возьми, – Галя охотно пересыпала мне в руки разноцветные черепки и ржавые гвоздики.

***

…Сергея и Свету, персонажей моего сюжета, мы привезли на берег Обского водохранилища. Разбросав по берегу мои черепки, я попросила Свету бродить по песку, как бы собирая их – под камеру.

При монтаже я обнаружила, что почему-то эти маленькие свидетели былой жизни в несуществующем ныне городе производят куда более сильное впечатление, чем съемки из музея, где нам профессионально и бодро изложили материал о строительстве электростанции.

«Откуда такой трагизм? – размышляю я, перебирая темно-синие и светло зеленые осколки фарфора. – Разбитая посуда – ну и что? Посуда ведь бьется к счастью».

И вдруг я понимаю.

Эти осколки – это все, что осталось от чьей-то родины…

***

…Моя мама родилась в маленьком дальневосточном поселке Домбуки, на реке Зее. Так записано в паспорте.

Но она никогда не сможет навестить место, где прошло ее детство – его больше нет на свете. Так же, как Бердск, этот поселок был затоплен при строительстве электростанции.

Разбитую посуду не склеишь, стертую с лица земли родину не вернешь.

Все совпадения имен и названий – чистая случайность:)

На презентацию первого выпуска Католического Видеожурнала мы дружно опоздали все семьей.

Пока с мужем встретились после работы, пока подхватили дочку из школы, пока добрались на перекладных – а монастырь иезуитов был почти за городом, – пока добрели по частному сектору против ветра с мокрым снегом.

Когда ввалились в студийный павильон, все трое облепленные белым, как снеговики, от неожиданности оробели: во всю стену уже улыбалось лицо телеведущей, то есть мое лицо, – а темный зал был полон народу. Похоже, на презентацию киностудии «Кана» отец Войцех с Дамианом пригласили полгорода журналистов и телевизионщиков.

Но вот дали свет, и гости накинулись на бутерброды с колой. Вдруг я услышала из-за спины знакомый глуховатый голос:

– Привет, землячка!

Оборачиваюсь – и с удивлением вижу Виктора из томского прихода. Что тут делает наш Медведь, интересно?

…Прошлой весной мы с ним работали в паре на приходском субботнике.

Отец Казимир навез декоративных кустов, и нужно было обсадить церковную территорию за оградой с внешней стороны. Молодежь работала с удовольствием: весна в Сибири – примерно, как воскресенье после смерти.

Наша с Виктором задача – установить бордюр: для этого нужно забить обломки красных кирпичей в землю так, чтобы каждый торчал уголком кверху, и образовался эдакий резной рубчик.

Виктор – это белокурый рослый крепыш с породистым правильным лицом. Говорят, он сын литовского ссыльного.

Первое, что меня в нем удивило, так это несоветское обращение к женщине «сестра».

– Сестра, – зовет он своим мягким голосом, а я кручу головой – где-то монашка поблизости.

– Сестра! Ольга! – уточняет парень, и я соображаю, что у Медведя действительно есть сестра Ольга, тоже наша прихожанка.

Оборачиваюсь – нет Ольги.

– Да к тебе, к тебе я обращаюсь, – улыбается Медведь.

«Странный он какой-то», – подумала я, бойко забивая кирпичи в грунт, поскорее, поскорее.

А вот и второе, чем он меня потряс: через час работы я вдруг заметила, что наш «горячий литовский парень» занимается исключительно тем, что разбирает всю мою работу и переделывает за мной заново: методично прокапывает ямку, поглубже вставляет кирпич, затем плотно намертво утрамбовывает землю вокруг. И все это молча, невозмутимо, не говоря худого слова…