Евгений Беркович - Еврейская Старина. №2/2019

О! В этом-то Юлианском календаре все дело. В 1937 году, через 19 лет мой отец был призван в армию и направлен на Дальний Восток (Амурская область, Сахалин, Курилы), который в те годы власть усиленно насыщала живой силой и техникой. Демобилизоваться он должен был бы к осени 1940 г. Но обстановка там была настолько напряженной, что ему довелось уйти на гражданку только в 1946 г.

Если бы в военкомате времени призыва озаботились использовать, как положено григорианский календарь, отцу надлежало бы быть призванным на год позже, а срок его демобилизации выпадал бы на осень 1941 г.

Это значит, что с большой вероятностью он мог бы оказаться на Западном фронте в 1941 г., что значительно уменьшало возможность моего появления на свет и, как неумолимое следствие, последующей репатриации в Израиль.

В 1966 г. я пришел на вступительные экзамены на геологический факультет МГУ, окончив, хоть и весьма среднюю, но все же спецшколу с геологическим уклоном. Один день в неделю нас обучали преподаватели того же МГУ и мы получили знания, достаточные, как оказалось в дальнейшем, чтобы не посещать занятия по всем геологическим дисциплинам на 1-м курсе, а просто являться на экзамены за оценкой «отлично».

Первым, как положено, предстояла математика письменная. Натасканный моим двоюродным братом Сашей (Александром Мордковичем – Л.Г.), к тому времени уже кандидатом физико-математических наук, и дорогостоящим репетитором, я рассчитывал на успех. Благополучно справившись с арифметической задачей, алгебраическими и тригонометрическими примерами, я застрял на банальной «Эвклидовке». Нужно было найти площадь треугольника при заданной медиане. Промучившись до конца экзамена, исписав кучу черновиков (они обязательно прилагались к чистовику) и проявив тучу сопутствующих геометрических знаний, я решения так и не получил. А ночью того же дня во сне (не шучу!) высветился ответ: надо было достроить проклятый треугольник до не менее одиозного параллелограмма.

Придя через некоторое время за результатами и не обнаружив против своей фамилии сине-карандашного прямоугольника, означающего роковой «неуд.», я воспрянул было духом, но на устной математике все встало на свое нормально-советское место: решив 4 задачи из 5-и и, как было сказано, проявив тучу сопутствующих геометрических знаний, я получил за письменную работу лишь «удовлетворительно».

Затем последовала спорная четверка по устной математике, никакая четверка по физике, пятерка по химии и тройка за сочинение, других оценок экзаменаторы-филологи не ставили практически абитуриентам негуманитарных факультетов. Из 15 возможных баллов по профилирующим дисциплинам (математика и физика) я получил лишь 11. При конкурсе порядка 10—15 человек на место (лирики-физики теряли популярность, «естественники», наоборот, приобретали) я был обречен. Уже на письменной математике советская система определила мое место в другой системе высшего образования. Забрав документы, и ни дня не потратив на подготовку, я успешно сдал экзамены в разрешенный евреям и полуевреям Московский Геологоразведочный Институт, окончив который, получил квалификацию ИНЖЕНЕРА, столь ничтожную в СССР, сколь весомую в Израиле. Престижный МГУ дал бы мне прекрасную, но менее востребованную здесь степень «академая».

Спасибо тебе, медиана, за то, что 23 года тому назад ты внесла меня инженером (100% по специальности) в Минстрой крошечной страны на Ближнем Востоке…»

Мой ответ Борису Каневскому:

За всё судьбу благодарю (былое и думы)

Чем дольше живу, тем больше прихожу к мысли, что всё нашей жизни, предопределено судьбой, начертанной где-то бесцветными чернилами, которые со временем проступают на страницах книги жизни человека.

Давайте, возьмем для примера семью нашего прадеда, Иоэля-Бера Фельдмана, задумаемся о прошлом разветвленной семьи Фельдман к началу XX века. Его дети – наши бабушки, их сестры и братья жили в Николаеве, многие уже имели свои семьи, рожали детей. Кто из них, скажем в 1901 г. помышлял, что не пройдет и 30 лет, как почти все они разлетятся в разные стороны? А ведь, безусловно, это изменило ход событий в дальнейшем для каждого. Потом была война. Как точны слова – «Ах, война, что ты сделала подлая…»

Вот мы, родившиеся после Победы, могли и не родиться. А что можно сказать о тех, кто успел родиться до войны: многие сгорели в Холокосте, а тот, кто выжил, мог и не дожить до мая 1945 г. Наше рождение – это случайность или нет? Не знаю, знаю только – это счастье, подаренное Всевышним, это – судьба.

Вы, Боря, написали о своем отце, которому посчастливилось вернуться домой в 1946 г. Это – судьба. Среди моих знакомых были дети отцов, не вернувшихся с боев на Дальнем Востоке.

Что касается моих близких, то в своей книге (главе V [2]) в воспоминаниях моей мамы я описала, как она осенью 1941 г. в Харькове вскочила в вагон уже на ходу и тем спасла свою жизнь. А папа мой умирая в госпитале находился в мертвецкой; но, к счастью, он очнулся. Поняв, что вокруг никого нет, с большим трудом ползком добрался до коридора. Только там его заметила медсестра, после чего его перенесли в палату. Наверное, моим родителям было суждено выжить и встретиться вновь в 1945-м.

А Миша, мой муж, родился в марте 1941 г. По дороге во время эвакуации мама потеряла его, а потом чудом нашла. Поделюсь с Вами моим рассказом «Между жизнью и смертью» об этих событиях. Он был опубликован в 364-м номере международного журнала «МЫ ЗДЕСЬ» ([16]).

Между жизнью и смертью

«… ин васер ун файэр

Волт зи гэлофн фар ир кинд…»

(«…В воду и огонь

Она бы пошла ради своего ребенка.…» – перевод на русский язык )

Из популярной песни «А идише мамэ»

Эта подлинная история о тех, кому выпало жить, испытав на себе все превратности судьбы в роковые годы Второй Мировой…

В первые дни нападения фашистской Германии на Советский Союз муж Жени, Иосиф, ушел на фронт. А она осталась в Харькове с двумя сыновьями – подростком Павликом и родившимся в марте 1941-го Мишенькой. Все её родные жили в Днепропетровске, а в Харькове никого из родных не оказалось, и помочь ей эвакуироваться было некому. Все попытки приобрести билет на поезд оказались безуспешными. По городу начали ходить упорные слухи о том, что гитлеровцы в захваченных ими городах уничтожают евреев. Уже стало ясно, что оставаться здесь очень опасно. А вражеская армия тем временем приближалась к Харькову.

За считанные дни до немецкой оккупации Женя приняла решение идти с детьми на вокзал. После неоднократных попыток попасть в поезд, следующий на восток, ей всё же удалось уговорить одного машиниста. Но в товарных вагонах его поезда места не нашлось, все вагоны были перегружены людьми и оборудованием. Но, видно, доброе сердце билось в груди этого человека, пожалел он детей и их убитую горем мать. Он пустил их на паровоз. На одной из ближайших остановок этот парень решил облегчить участь младенца, тяжело дышавшего вблизи топки, и всё-таки нашел для них место в вагоне.