Эдуард Вайнштейн - Записки новообращенного. Мысли 1996—2002 гг.

Есть подлинный личный духовный опыт, который разум не может судить, а может только осмысливать. Тот, кто не знает, что это за опыт, пусть молчит в тряпочку, ибо и ему также двери открыты, но он не хочет идти, не хочет искать, не хочет стучать, не хочет просить. Ну и сиди, где сидишь.

Бог – это не внешнее. В глубинах совести и в основаниях всяческой правды, в том числе и твоей личностной правды, надо искать приближения к Богу. Покорность совести, её голосу – рабство ли это? Страх Божий, ощущение благоговения перед Ним и страх чем-либо Его оскорбить – это высшее достоинство человека, проявление его духовной природы. Самое страшное наказание заключается в потере чувства святыни, когда душа человека попадает в такой мир, где нет ничего святого, и то, что раньше было свято, становится пустым и мёртвым. Это самое страшное наказание, отлучение человека от лица Божия, это внутренняя катастрофа. Безбожники живут так всю свою жизнь. В лучшем случае вместо святыни творят себе идолов, перед которыми и благоговеют.. Таким единственным чёрным идолом может стать смерть, которая одна бывает способна пробить коросту очерствевшей души безбожника. Но душа может умереть и вовсе, и уже ничего не будет трогать её.

Ничто так не удаляет от Бога, ничто так не препятствует установлению отношений взаимопонимания с Ним, как попытка Его объективировать и рассматривать как нечто внешнее. Вот как будто бы есть тьма внешняя, «где плач и скрежет зубов», место обитания падших духов. Только оттуда Бог – внешнее. Понятно, конечно, откуда исходят мысли о несвободе и рабстве, связанных с религией. Божье в человеке мешает бесовскому в человеке и связывает его, ибо мешает обмануть человека и овладеть им. Вот и начинают верещать о «рабстве», о «несвободе». А человек сотворён пребывающим в гармонии с Богом. Но вот мы видим себя, пребывающих во грехе, прозябающих в рабстве греха и отпадения от Бога. В таком состоянии рабство Богу означает, что положен предел власти греха и страстей, и человек вступил на путь обретения первозданной гармонии, в которой обретается его истинное Я. Но грех пронизывает наше существо, и поэтому борьба с ним болезненна для нас. Но глубоко благословенна. Благословение это поднимается из наших глубин и укрепляет нас в нашем нелёгком, «узком» и «тесном» пути. А потом забрезжит сладчайшее сияние Царства Божия, и мы, пленённые им, станем наёмниками, ждущими своей неизреченной награды и всё делающими с радостью ради неё. Но ведь награду эту даёт живой Бог, и это даже не награда, это то Царство, которое уготовано нам от сложения мира, и это Царство бесконечно во все стороны, и всё в нём пронизано Им, Его всеблаженным присутствием. Он – Причина нашего бесконечного счастья. Он – наша истинная и последняя Радость. И мы осознаём себя Его детьми, наёмник становится сыном. Но сначала рабство. Через ступени этой лестницы прыгать не рекомендуется. Можно упасть больно. Она благодатная, эта лестница. На ней всюду хорошо. Потихонечку, потихонечку… Нас, немощных, поддержат и руку дадут, когда надо будет идти дальше вверх, когда придёт своё время и свой срок. У Бога на всё свои сроки…

Рядом с Богом все слова как бы преображаются, меняют свой привычный смысл: и раб уже не раб, и страх не страх, и гнев не гнев. И даже любовь Божия – это уже что-то другое. Раб Божий прежде всего уже не раб греха. Он признаёт себя зависимым только от Бога. Но Бог – это свобода. Только в Боге человек может быть свободным. Это одно из определений Бога, человека и свободы. Мы так созданы. В одном моём стихотворении есть такая строчка: «Пленённым быть лучом надежды,//Что слышен в месяц раз один». Это очень похоже на то, о чём я говорю. Можно ли быть у надежды в рабстве? У той самой светлой и пронзающей надежды? Нет. Ибо она не посрамит. Рабство Богу – это выход из рабства, это вкушение свободы.

Если человек доволен собой и данностью, то он погрязает в болоте, из которого нет выхода иного, кроме как через недовольство и беспокойство, через тоску и покаяние. С самодовольным человеком невозможно и бессмысленно общаться. Он подобен чёрной воронке водоворота в небытие, который затягивает внутрь себя всё, что оказывается поблизости. Если же человек начинает ощущать недовольство и тоску, то ему надо открываться и начинать искать, стучать и просить, ибо сам он себя из этого марева не выведет. Как бы то ни было, мы существа ограниченные, подмерные и подсудные, при всём нашем Божественном происхождении. И поэтому нам как воздух необходимо смирение. Смирение – это наша открытость реальности, которая превышает нас, ибо она сказочна, захватывающа и грандиозна. Не будет смирения – так и будешь сидеть наедине с самим собой, созерцая свой собственный пуп и считая себя пупом земли, будешь вариться в собственном соку, потихонечку тухнуть и не узнаешь в этой жизни, что есть нечто более высокое и прекрасное, более реальное, чем ты сам. Узнаешь ли тогда ты это в другой жизни – вот вопрос. И если узнаешь, то будет ли это открытие радостным для тебя?

В мире так мало любви и благости потому, что люди мало любят Невидимого Бога, Который есть Любовь, невидимую Божью Матерь, невидимых святых и невидимых Ангелов, которые суть источники любви и живоносной силы сердечной.

Вера есть тот луч, по которому мы идём Домой. «Вера есть обличение вещей невидимых и уповаемых (то есть того, на что уповаем) извещение», – примерно так говорит Апостол Павел. Владимир Николаевич Лосский писал, что после грехопадения ум человека как бы перевернулся и вместо того, чтобы отражать вечность, воспринимая и передавая окружающему миру силу Божьей благодати, он теперь «отображает в себе бесформенную материю». Последствием грехопадения явилось то, что мы не имеем того, в чём нуждаемся для полноценного бытия, а имеем то, что нам не нужно, что давит и ломает нас. Таково всё видимое. Родное для нас невидимо. И есть только вера как дар Божий, как возможность оставаться верным самому себе. Вера даёт нам предощутить родное, невидимое, то, на что мы с верою уповаем. Это есть извещение родного о себе. А наша истинная Родина – это небесное Отечество, где наши истинные отцы, все, от Авраама, Исаака и Иакова. Вера есть реальная и грандиозная связь с ними. Мы идём в этой жизни по лучу над бездной, держась за воздух. Но нет ничего крепче этого луча, который грядёт просветлить бездну. А то, за что мы в этом воздухе держимся, что невидимо и несущественно для других, в конце концов опрокинет наш бедный ум, наше бедное сознание обратно, не в сон, не в муть, а в истинную явь и реальность, и станет новой землёй и новым небом, бесконечной обителью Правды и вечным торжеством Истины.