Григорий Кваша - Структурный гороскоп

Борьба между Константином XI и Мехмедом II за народ византийский складывалась не в пользу первого. "Попытка поминать в соборе святой Софии имя папы (12 декабря 1452 года) вызвала ужас православного населения. Народ толпой ринулся из церкви, считая себя оскверненным. Начальник артиллерии, т.е. главное лицо, которому надлежала защита города, с горячностью выразился: "Уж лучше Царьграду быть под властью турецкой чалмы, чем латинской тиары" (А.Крымский). Разумеется, что простые горожане выражали эту точку зрения ещё более определенно. Тем не менее взятие Константинополя не стало легкой прогулкой для Мехмеда II, легкие прогулки остались в прошлом, в первой фазе, вторая фаза требовала всей мощи нации, всей мощи имперского цикла. 30 лет султан-философ готовил страну к этой осаде, два года султан-воин готовился к штурму, и отговорить султана от этого штурма не был в состоянии даже везир. "Мехмед держался твердо своего намерения, и мысль добыть поскорее знаменитый город не давала ему покоя, он изучал его расположение, составлял план обложения, советовался со знатоками артиллерийского и инженерного искусства и расспрашивал обо всем, что касалось греческой столицы" (А. Чемерзин).

Для справки стоит вспомнить, что великий город за 21 век своего существования держал 29 осад, из которых 7 арабских и 5 турецких. Взять город, даже съедаемый изнутри губительной распрей, было совсем не просто. Основательность намерений Мехмеда II и неслучайность его победы подтверждают факт сооружения крепости Румелихисар напротив Константинополя. Начало строительства этого грандиозного сооружения (март 1452) было началом тотальной блокады Константинополя, а окончание строительства стало началом штурма (март 1453).

Все было в этом штурме - и поражение турецкого флота, и прорыв блокады генуэзскими кораблями, и неожиданно дружная и мужественная защита крепостных стен, и взрыв гигантской пушки Урбан, на которую турки особенно рассчитывали, - однако ничто не могло остановить Мехмеда II в его фанатичном упорстве. И тут совершенно уместно вспомнить о другом фанатике Петре I Великом. Их разделяло 240 лет, однако именно они стали историческими близнецами, поскольку оба родились на 19-м году первой фазы, оба встретили вторую фазу 17-летними, вступили в самую решительную фазу имперского цикла в мистическом и фатальном возрасте (возраст Крысы), сами оставаясь при этом представителями мистического и фатального знака" (Крыса). Вот почему, говоря о Мехмеде II, нам так важно помнитъ о Петре I. (Другие имперские двойники, например, Василий I и Генрих VIII, вступили во вторые фазы своих циклов 18-летними). Так же, как Петр, рвался Мехмед II в море, так же был упорен в достижении целей, в конце концов так же, как Петр, он перенес столицу своего государства. Таким образом, революция второй фазы состояла из трех главных вех - приход к власти в Царьграде прозападного Константина XI (1449), убившего последние шансы на мирную жизнь православной столицы в Османском государстве, далее - выход на арену Мехмеда II ( 1451 ) и, наконец, взятие Константинополя (1453).

Разумеется, мир наиболее мощно прореагировал именно на третью веху. Падение твердыни христианства на востоке потрясло Европу никак не меньше, чем 464 года спустя ту же Европу потрясло падение дома Романовых. Папа Каликст III отправляет во все стороны, ко всем христианским правителям послов, призывая, заклиная собраться в крестовом походе против "нечестивцев". В письме к германскому императору Фридриху III папа просил его "выйти в поход против турок с очень сильным флотом и побороть это чудовище". Речь, разумеется, о Мехмеде II. Не были обойдены призывом даже правители христианской Эфиопии.

Здесь мы сталкиваемся с важным историческим явлением - рождением тоталитарного двойника. Чем сильнее Империя, тем сильнее рождаемый миром Запада тоталитарный двойник, при этом историческая правда всегда на стороне Империи, ибо политическая экспансия её прямое дело. Кроме того, тоталитарный двойник всегда запаздывает. В данном случае Европа сумеет соорудить антиосманского монстра лишь к тому моменту, когда османский имперский ритм уже угаснет, выполнив все свои задачи, и противостоять, по сути, будет некому.

Пока же призывы папы были подобны гласу вопиющего в пустыне, христианские государи не торопились объединяться, христианские народы, как мы ещё увидим, вовсе не считали Мехмеда II чудовищем. Да и сам папа, похоже, горевал не столько о гибели великого в прошлом государства, сколько об ускользнувшей, в который раз, от него возможности "съедения" православия католицизмом, под видом объединения.

Совершенно другие настроения, разумеется, главенствовали в мире ислама. "Мехмед II сумел захватить Константинополь, осуществив таким образом считавшуюся в мусульманском мире со времен арабских завоеваний главную цель "священной войны с неверными" (С.Орешкова). Пройдут годы, империя одержит великое множество побед, но ни одна из них не сравнится с этой, более того, все последующие победы будут возможны только благодаря взятию Царьграда, ибо без Царьграда не было бы ни беспредельной власти Мехмеда, ни беспредельной храбрости османского войска, ни беспредельного страха и робости соседей.

Такова кульминация всего имперского цикла, ось, вокруг которой вращается все 144-летие Османской Империи. Мы ещё поговорим о всех предназначениях османского цикла, их достаточно много, однако все они в сумме несравнимы с одним главным взятием Константинополя, разрушением последнего центра, сохранявшего античную культуру. Человечество должно было распрощаться со своим детством.

Как видим, вторая фаза для Империй Ислама имеет особенное значение, что, конечно, накладывает отпечаток на сам ислам, делает его воинственным, непримиримым, фанатичным, однако сами вторые фазы от этого, как ни странно, становятся менее зловещи, менее отвратительны. Если вычесть святое негодование папы римского, воздыхания любителей античности, неизбежные зверства, сопровождающие любые завоевательные походы, то ничего такого выходящего за рамки второй имперской фазы в османском цикле не было.

Обычно, говоря о жестокости Мехмеда II, вспоминают его жутковатый закон, который он принял в предчувствии своей скорой смерти в 1478 году. Закон гласил: "Тот из моих сыновей, который вступит на престол, вправе убить своих братьев, чтобы был порядок на земле". Разумеется, что никакого порядка на турецкие земли закон не принес, напротив, дополнительно накалял обстановку в момент смены власти. Смена власти, особенно в имперских циклах, всегда грозила смертью претендентам на трон. Единственная разница состоит в том, что грех за все предстоящие братоубийства Мехмед II как бы брал на себя, освободив своих потомков от мук совести.