Григорий Кваша - Структурный гороскоп

"Был он ловкий и видный человек с атлетическим телосложением, храбрый и смелый, манеры имел привлекательные и всякого располагал к себе своей мягкостью, приобретенной хорошим воспитанием. Надо отдать должное Мехмеду: он один из очень немногих султанов достиг порядка и тишины не варварскими поступками, а мягкостью и снисхождением. Во все его походы, для усмирения своих вассалов, жители провинций без различия веры и просхождения были им щадимы" (А. Чемерзин).

Символично, что рождение имперского ритма не ухудшило отношений между молодым государством и угасающей Византией, а, напротив, резко улучшило их. "Андрианопольский двор султана Мехмеда I Челеби и константинопольский двор старика императора Мануила II Палеолога состояли в самых прекрасных отношениях, и султан титуловал императора "батюшкой", а тот его "сыном". Они не раз встречались, делили хлеб-соль. Для Царьграда, истомленного царствованием Баязида 1 Молниеносного, царствование Мехмеда I Рыцарственного было отраднейшим временем передышки" (А. Крымский). Как знать, может быть, именно при Мехмеде I, а не в момент взятия турками Константинополя слились ритмы умирающей и рождающейся империй.

Получив апоплексический удар и не успев определить порядка престолонаследия (что для имперского ритма, как мы знаем, нормально), Мехмед I умирает на 47-м году жизни (1421-8-й год фазы). Известие о смерти приближенные сохраняли в тайне 40 дней, ожидая прибытия в столицу наследника - его сына Мурада. В дальнейшем этот ритуал с ожиданием мчащегося в столицу наследника продержится весь имперский цикл.

Отцы и дети, не разделенные границами фаз, вполне сравнимы меж собой. Отчего не сравнить, скажем, Александра III с Николаем II - оба стояли в первой фазе. Куда сложнее понять, как у Тишайшего Алексея родился буйный Петр, а у миролюбивого Генриха VII родился грозный и кровавый Генрих VIII. Так внуку Мехмеда I и сыну Мурада II Мехмеду II в качестве примера для подражания подберут аж прадедушку (Баязида I Молниеносного). Ну а пока фаза не сменилась, все восторгаются сходством Мурада II и Мехмеда I. Вот Агафангел Крымский пишет: "Мурад II во многом напоминал отца своего Мехмеда Рыцарственного. Человек благородный, прямой, верный данному слову, он в душе был очень миролюбив и стремился даже к дервишскому удалению от светской суеты".

Миролюбие не помешало Мураду II проводить истинно имперскую политику. Уже в 1422-м он "для разминки" осаждает Константинополь, навряд ли всерьез, однако прикидывая, что нужно для настоящего штурма. Не хватало пока многого: не было флота для блокады с моря, не было осадных орудий, не хватало артиллерии. Повторного штурма Мурад II так и не начал, но если Константинополь был взят на четвертом году второй фазы, всего-навсего на втором году правления совсем ещё юным султаном (23 года), то заслуга в той грандиозной победе не столько в ярости грозного Мехмеда II, сколько в долгой, планомерной - длиной в 30 лет - подготовке к штурму Мурада II. В 1424 году византийский император вновь признает себя данником султана. В 1430 году войска Мурада II вторично овладели Фессалоникой, крупнейшим городом и портом византийцев на Эгейском море, в 1431 году захватили Янину в Эпире. В 1440 году поход в Сербию и осада Белграда... Такое вот миролюбие.

Вождям первых фаз всегда везет в мнении потомков. Вторая фаза коробит своим злодейством, третья удручает серостью и рутиной, четвертая режет глаза своим явно чрезмерным блеском на сером фоне иных времен и народов. И лишь первая фаза всегда скромна, всегда опрятна, всегда вне подозрений. При явной агрессивности политики Мурада II ему приписывается и веротерпимость, и интернационализм, чуть ли не трогательная забота о византийском народе и, разумеется, любовь самих греков. "И для императора, как для всех православных греков, невраждебные православию турки, да ещё с таким благородным султаном, как Мурад I, не раз казались симпатичнее, чем нетерпимые паписты-латиняне" (А.Крымский).

Убедившись в том, что и Мехмед I, и Мурад II идеально соответствуют нашим представлениям о первой имперской фазе, мы вправе проследить за тем, как развивались в первой фазе объективные исторические процессы - процессы, не связанные с личностью правителя.

В первую очередь речь пойдет о рождении т.н. тимарной системы землевладения, при которой крестьяне были свободными людьми, земля оставалась казенной, а вот доходы получал владетель тимара, обязанный за это нести военную службу сам да ещё со своими людьми (на каждые три тысячи акче дохода надо было привести одного конного воина). Если отбросить военный аспект, то чем-то тимар напоминает наши госдачи, отбиравшиеся по окончании службы в пользу новых чиновников. Как и всякая иная система, отрицавшая частную собственность, тимарная система не могла развиваться сама по себе и была эффективна только при условии постоянной территориальной экспансии. Поэтому именно в первой имперской фазе "с возобновлением наступательных операций в Юго-Восточной Европе и вторичным подчинением османской власти бейликов в Западной Анатолии начинается период быстрого распространения тимарной системы. Широкая раздача завоеванных земель в качестве условных пожалований привела к заметному увеличению числа "людей меча" и расширению социальной базы султанской власти" (М.Мейер).

Таким образом, уже в первой фазе была заложена та система землевладения, которая позволила Османскому государству создать самую сильную в мире армию. Если мы уже говорили об имперской модели военного социализма, военного капитализма, то в данном случае мы сталкиваемся с апогеем военного феодализма, с государством, пусть и феодальным, но все равно созданным как единая военная машина.

Разумеется, что заработает в полную силу означенная военная машина лишь со второй фазы, однако нет ничего такого во второй фазе, что в том или ином виде не было бы запланировано или даже начато в первой фазе. Мы уже говорили, что все петровские реформы были как бы запланированы Алексеем Тишайшим, а большевистские реформы так или иначе начались при Александре III и Николае II. Точно так же в Османском цикле все, что столь ярко заявило о себе во второй фазе, уже было вчерне создано в первой.

Скажем, пресловутое янычарское войско, ставшее в имперском, да и постимперском османском обществе главным хранителем султанской власти, приобрело свой истинный облик и значение именно в первой фазе. Именно в двадцатые годы XV века для комплектования янычарского войска стала применяться система девширмэ. "Рекруты набирались из детей и юношей подчиненного населения Балкан, подвергались насильственному отуречиванию и исламизации, для чего их обычно направляли в турецкие, преимущественно сельские семьи в Малой Азии, где они использовались в различных хозяйственных работах. Через несколько лет будущих "государевых рабов" (капыкулу) возвращали в янычарские казармы. Из них набирали кандидатов для службы при дворе и в янычарском корпусе" (М.Мейер). Изначально "янычарское войско, по сути дела, представляло собой усиленную личную дружину бея, постепенно превращавшуюся в своеобразную "преторианскую гвардию" маосских султанов, обеспечивавшую их преимущество перед могучими уджбеями и усиливавшую централизм в государстве. Значение этой оплачиваемой армии, набранной через девширмэ, особенно возросло в середине XV века, когда султаны начали более настойчиво проводить политику централизации" (Р.Градева).