Алексей Карпюк - Вершалинский рай

Наконец солдаты приготовились. Первый, у которого на рукаве была нашивка, стал командовать:

— Форберайтен!.. Альзо: айнс-цвай-драй — фойер!.. [46]

Прозвучали две короткие очереди.

Мальчишки бросились врассыпную. Испуганно вскочила и снова упала на лебеду свиноматка. Дядька Альяш удивленно покачнулся, жадно хватая ртом воздух, по-балансировал немного на непослушных ногах и мягко осел в лебеду.

— Фертиг! — бросил старший и, поставив на предохранитель, закинул автомат на плечо.

Молодым убийцам хотелось посмотреть на жертву, но игра продолжалась — теперь уже друг перед другом. Они даже не взглянули туда, где лежал скошенный ими, никому не нужный, безвредный, как лист лопуха, старый Альяш, повернулись и зашагали в село.

Когда немцы ушли, из тайников стали выползать мужики. Онемевшие, пораженные случившимся, они тесным кругом обступили тело Альяша.

— И надо же было это чертовой Пилипихе рот свой поганый разевать! — зло сказал кто-то. — А теперь сидит перед его портретом и ревет, как корова!

— Думала только припугнуть старика!

— Припугнули, нечего сказать!..

— Вот они какие, немцы!.. Ну посади ты человека, если за ним вина какая, побей, на тяжелую работу пошли или еще как накажи, а то бах! — и нету…

— Фашисты! — кто-то сказал в толпе. — Правду писали про них, как они в Испании людей мордовали!

В кружке баб событие обсуждали по-своему. Одна из баб сказала:

— Жил себе, жил, добивался чего-то и вроде добра хотел людям — и на́ тебе!..

Ее поддержали другие:

— Никакой тебе роскоши не знал. Не жалел ни себя, ни детей своих, никого! Все для народа, для обчества старался!

— Все на ногах и на ногах, вечно в хлопотах, как тот муравей, да все бегом, да все бегом! Или на своей повозке с деревянными осями… А захотел бы — в золотой карете бы ездил!

— Вполне!

— Вот и старайся для народа, а он потом тебе так отплатит!

— Погиб святой праведник! И вид у него, как у святого! Смотрите, бабы, ни кровиночки — белый как полотно!

— Будто спать в тенечке прилег!

Один из мужчин не выдержал:

— Тьфу… вашу мать! Спасителя себе нашли!.. Только венчика над головой не хватает! Что языками мелете? Если он был такой добрый, чего же вы перед немцами языками трепали?!

— Мало он вас помучил?! — взорвались и остальные мужчины. — Мало вы добра ему перетаскали из дома? Ме-елют, ме-елют, сами не знают что! Правду говорят — волос у бабы длинен, а ум короток! Видели, как этот ваш «спаситель» и святоша раненого утром лупил, вместо того чтобы накормить? Этот архангел бил вашего сына или внука! Макариху спросите!

— Счастье, что немцам не сказал!

— Не успел! А успел бы, не одна из вас в лебеде теперь валялась бы вот так же!

— Вредный был старик, что и говорить!

— Не дай бог, какой вредный! Никогда не посмеялся, не поговорил по-людски, не помог кому-нибудь, не пожалел!

— Одна Тэкля как-то с ним ладила.

— Какой там лад! Возилась, как с калекой! Детей нету — вот и забаву завела! А потом уж и бросать неловко!

— И почему таким обормотам, каких и в хату пускать опасно, верят люди?! Или дураков на свете много, или какая хворь временами нападает на этих баб?

Пристыженные бабы умолкли.

Задумались и мужики, стали молча доставать кисеты. На беду, которая навалилась на них, на дяденьку из Грибовщины они смотрели уже трезвыми глазами.

Откуда-то вылетела вспотевшая Тэкля, и толпа расступилась перед ней.

— Где?! — настороженно спросила она, тяжело дыша. Ей никто не ответил.

Округленными глазами женщина посмотрела на Альяша и застыла на месте, прижав к горлу кулак.

— Тэклечка, это дурная Пилипиха! — робко сказала, как бы оправдываясь, ближайшая женщина. — Мы стояли далеко и ничего не говорили немцу, а она скулила перед ним и скулила…

— Перестаньте! — сурово оборвала ее Макариха.

Постояв еще минуту молча, Тэкля вздохнула, платком вытерла лоб и деловито сказала мужчинам:

— Надо похоронить. Помогите занести в хату, я его соберу, пока не застыл… Кто-нибудь пусть гроб сколотит. Доски есть. Лежат у отца на чердаке, а рубанок на стене в сенцах…

г. Гродно, 1970—1974

Файно — хорошо, основательно, великолепно, красиво, крепко шикарно, ладно (польское простонаречие).

Узаконенное королями, а потом и царями, это жульничество процветало в наших местах с 1690 года, когда нашли под Заблудовом (у деревни Зверьки) тело шестилетнего мальчика и объявили, что его будто бы убили евреи, чтобы взять кровь на мацу.

Церковники искусно использовали придуманную ими версию: гробик с мощами ребенка производил впечатление на темных людей, волновал их. Обе церкви начали сознательно раскалять страсти вокруг мнимого великомученика.

При жизни моего деда, как и полтораста лет назад, огромные толпы верующих, во главе с духовенством и в сопровождении «шкадронов» гродненских драгун, торжественно несли лакированный коричневый гробик с мощами от Заблудова до Кринок, от Кринок до Волковыска, от Волковыска до Свислочи, Слонима, Новогрудка и Слуцка…

Длинноволосые священники гулко, как в бочку, ревели молитвы, гундосили грубые, словно топором вырубленные мелодии тропарей, в горячем зное летнего дня чадили синим дымком кадил, а бабы устилали сотни верст перед шествием отбеленным полотном. Пустели села. Встречать процессию с мощами выбегал и стар и млад. На улицы выносились накрытые скатертями столы с ковригами хлеба, солонками и кувшинами воды. К большаку ползли на коленях и ковыляли на костылях калеки в надежде получить исцеление. Спешили сирые, обиженные, хотели найти успокоение. Попы останавливались у столов святить хлеб и воду, и доведенные до исступления матери показывали своим детям гробик, а черная сотня подбивала темных людей на еврейские погромы.

Богомазы заваливали Гродненщину иконками заблудовского младенца. Ученики церковноприходских школ зубрили написанную ему оду:

Святой Гавриил, угодник Христов,

Какие ты муки принял от жидов…

Совсем недалеко от этого взгорка мужики кольями насмерть убили рачительную молодку, жену кузнеца, приняв ее за ведьму. Тот случай Элиза Ожешко описала в «Дюрдях».

С лета 1915 года по 1919-й Гродненщину занимали кайзеровские войска. Почти все гражданское население было эвакуировано в глубь России.

Первые беженцы, вернувшиеся из эвакуации в Западную Белоруссию, застали разрытые солдатские могилы и пожухлые объявления на заборах, в которых на немецком и русском языках говорилось:

«Чтобы снабдить страну в достаточном количестве жирами для технических целей, военное Генерал-губернаторство распорядилось предпринять раскопки могил и таким образом добывать жир и кости. Их должны совершать только люди, представляющие Главную фирму сырья военного Генерал-губернаторства…