Александр Мень, Ю. Н. Рейтлингер - Умное Небо

Родились мы все на Знаменской улице, близ храма Знамения (ныне снесенного), около Николаевского (ныне — Московского) вокзала.

Вскоре наш отец получил очень хорошую службу [135] Тогда так называли работу. в Государственных сберегательных кассах [136] Дом этот, Фонтанка,76, кажется, и сейчас занят подобным учреждением. .

Квартира казенная — десять комнат: три детских — из них одна — классная, кабинет папы, большая зала и большая спальня родителей, разделенная занавесом на будуар и собственно спальню.

Но мама живет в маленькой комнатке, с выходом в коридор. Уже после смерти родителей мне рассказали: мама, боясь рака — от него умерли ее мать 37 лет отроду, оставив 12 человек детей, и одна из старших сестер — отказалась от супружеских отношений: «Мне надо сохранить свое здоровье и жизнь, чтобы воспитывать своих детей». Все родственники это знали. Папа: «Не в состоянии вести такую жизнь — не хочу путаться с проститутками, выбираю одну женщину» (нашу бывшую няню). От нее — 2 девочки, одна умерла почти сразу, другая — здравствует и поныне в Москве.

Смерть Оли. Мамино «обращение». Воспитание

Старшую сестру Олю — едва помню: она нам говорила: «Стыдно, не любишь маму, не моешь руки до локтя!»

Ее отдали в гимназию 14-ти лет; тотчас же заразилась скарлатиной (в то время плохо ее лечили) и сгорела в две недели. Горе родителей было непомерно — самая старшая, самая талантливая и, кажется, самая любимая (особенно для папы).

В то время — принято: после няни — у детей «бонны» (с «языком»; у нас — немецкий; мы им овладеваем само собой, в 6 лет говорим, как по-русски). Потом — более интеллигентные — гувернантки.

Лидия Васильевна Набадьева (очевидно, не без еврейского происхождения), талантливый, властный педагог, подчиняет нас своему влиянию. Мы ее очень любили, но наказания ее нас угнетали (на спину пришивает плакат с написанием вины, в таком виде выводят иногда к гостям в залу и во двор, где мы играем с детьми).

Маме эти меры не нравились, и ее власть над нами. Больше в нашем доме ее не помню.

С детства мама, конечно, была воспитана в христианской (православной) вере, и даже взрослыми девушками они, по-видимому, были обязаны ходить с дедушкой в церковь. («Вот, мы ворчали, когда должны были идти с дедушкой в церковь, а теперь хочу — и не могу», — много позднее, когда папа из-за своих болезней или капризов ее не пускал, говорила мама). Очевидно, их не минул отход тогдашней молодежи от церкви (осталась так и бедная тетя Наташа!) Смерть Оли не могла не вернуть маму к церкви и, конечно, окрасила всю ее жизнь. Но тенью своего горя она наше детство не омрачала — мы росли в жизнерадостной атмосфере, и такой же была наша религиозность (хотя — помню ясно — мне не чужда была «память смертная» в довольно юном возрасте).

Нас водили к первой исповеди и к заутрени — было прекрасно!

Какая-то маленькая чудесная «домовая» церковь при музее Александра III (ныне — Русский музей); попадать в нее надо было по каким-то бесконечным, таинственным коридорам с чудесным запахом масляной краски.

Маленький мальчик в квартире под нами — болен — менингит — почти неизлечимая болезнь. Мы молимся о нем (нас об этом просит мама) — он выздоравливает. Мы верим — по нашим молитвам.

В первый день Пасхи мы ездили на Олину могилку. Паровичок от Лиговки, пыхтя и отдуваясь, тащил нас до Лавры. Мы вешали на скромный крест золотые фарфоровые яички — два больших, пять — разного размера — от большого до самого маленького — символика!.

Учение

У папы интриги на службе. Меняет ее на другую. Переезжаем в скромную квартиру на Фурштатской ул. Мы рады — мама всецело с нами. Гуляем с ней в Таврическом саду. В гимназию (после опыта с Олей) она отдавать нас не хочет. Маленькая, быстренькая, стриженая — типичная «кадетка» (партия К-Д — конституц.-демокр.) — Евгения Дмитриевна Кахина, неизменно спорящая с папой во время завтрака и возмущающаяся каким-либо очередным политическим событием, учила нас по всем предметам. На улице Фурштатской, в доме управления протопресвитера военного и морского духовенства — маленькая домовая церковь. Старенького протопресвитера Жалобовского почти всегда заменял чудесный, скромный, тихий о. Федор.

«Аще кто благочестив...»

«Огорчися — ибо упразднися, огорчися...» — его чудесно выразительное чтение и какие-то сильные ударения, — даже сейчас, больше чем через полвека, я могу восстановить в ушах! [137] По смерти Жалобовского, заступивший его прот. Шабельский, несколько модный в светских кругах, в нашей жизни роли не играл. (Мама выражает свое восхищение талантливому регенту).

Мещерские и Оболенские. Гимназия

Мария Андреевна Мещерская, хотя и родная сестра очень либерального «кадета» Владимира Андреевича Оболенского, — маме теперь ближе по своему мировоззрению (она верующая). Александра Оболенская, ее мать, — одна из самых просвещенных женщин своего времени, основала гимназию своего имени в собственном доме на Басковом переулке [138] В этой гимназии училась впоследствии Н. Крупская; ныне там школа ее имени. .

Мария Андреевна, по смерти матери — естественная собственница гимназии, не унаследовала ее даров. Все ведение в руках талантливых педагогов — Гердта, Форстена и чудесной Елизаветы Николаевны Терстфельд.

Владимир Андреевич Оболенский [139] Его «Воспоминания» существуют отдельной книгой. С ним и его чудесной женой, Ольгой Владимировной, и всей ее семьей — наши родители были друзьями еще до нашего появления на свет. — брат ее, все время высылаем за «черту оседлости» — наконец обосновывается в Петербурге, и его старшие дочери, Ася [140] Будущая мать Бландина. и Ирина, вместе с Лидой и мной (наши ровесницы) поступают в гимназию (наша старшая — Маня — еще раньше), и мы неразлучно дружим всю жизнь.

Пристаю к Ирине: «Может ли быть мораль без религии?» — но мама просит нас не говорить с ними о религии, зная, что они не были воспитаны, как мы [141] Они ни в коем случае не были воспитаны в атеизме, но религиозного воспитания также не получили, кроме обязат. уроков «Закона Божьего» в гимназии. Много позже, во Франции, когда мы с о. Сергием проводили его «Nachkur» на озере Аннеси, где жила у младшей дочери О. В., она, преодолев свою невероятную стеснительность, пришла к нему и рассказала, что никогда веры не теряла, но скрыла ее, как чуждую своему окружению. .

«Ореховая горка»

«Красная мыза» — небольшое имение Мещерских (как у многих петербургских жителей) в Финляндии. На одной из дач (они их сдавали) — с самого рождения мы живем все лето.

Мы подросли.

Маме не нравилась светская атмосфера окружающего общества. После долгих поисков родители купили участок на берегу длинного (9 км) соседнего озера — очень живописное и уединенное место.