Самир Сельманович - Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина

Проблема разделения мира на «своих» и «чужих» ограничивает все системы значений. Я не задаюсь вопросом, нужны ли нам границы, чтобы обладать идентичностью. Очевидно, нужны. Мой вопрос касается нашей практики проведения черты между нами и иными на основании обладания тем, что не может принадлежать нам.

До нас постепенно доходит: никто из нас не вправе распоряжаться Богом. Райнер Мария Рильке написал стихи, в которые вошли эти строки:

Эти слова служат мне глубоким утешением. Определенность моей личной системы убеждений уступает место представлениям о Боге, которым я не могу владеть, таким образом открывая путь к лучшему виду определенности.

Англо–шриланкийский философ Ананда К.Кумарасвами пишет: «Современный христианин, считающий мир своим приходом, сталкивается с мучительной необходимостью становиться гражданином мира; его приглашают принять участие в симпозиуме и convivium [застолье], но не председательствовать — ибо есть Другой, председательствующий незримо, — а стать одним из многочисленных гостей» [9] Ананда К.Кумарасвами, в изд. под ред. Мартин Лингс и Клинтон Минаар, «Исходная религия: введение в вечную философию» (Ananda К. Coomaraswamy, in Martin Lings and Clinton Minaar (eds.), The Underlying Religion: An Introduction to Perennial Philosophy, Bloomington, Ind.: World Wisdom, 2007), с 217. .

На собственном опыте я убедился, что мы, религиозные люди, особенно иудеи, христиане и мусульмане, постарались перестраховаться. Мы говорим, что верим в Бога всех людей. Но на самом деле это не так. Нам трудно мириться с мыслью, что и другие могут научить нас чему–то важному, связанному с нашей святыней, нашим Богом. Мы склонны одобрительно кивать другим, когда они просто повторяют то, что нам уже известно. О взаимном обмене и речи нет.

Да, мы готовы защищать Бога, в которого верим. Но можно ли сказать что–либо значимое о Боге с позиции защиты? И атеисты время от времени переходят в наступление. Борясь с религией и религиозными людьми, новые атеисты порой попадаются в ту же ловушку, что и верующие, окружая воинствующую догму кольцом фургонов.

Хотя они «твердят «моё», как пишет Рильке, Бог отказывается принадлежать нашим религиозным конструкциям и соответствовать им, оставаться в наших духовных категориях или держаться в стенах наших богословии или идеологий. Может быть, пришло время религиозным людям отказаться от Бога, в которого они верят, а атеистам отказаться от Бога, в которого они не верят? Тогда наши разговоры о Боге перестанут превращаться в строительство стены, разделяющей нас, и станут словами и поступками, связанными с тем, что имеет для нас значение, с этим чудом своеобразия и единства, происходящим сейчас на этой земле. Правильно осуществленный акт отречения от наших собственнических притязаний на Бога станет не предательством своей религии или взглядов, а выражением признательности Богу и подтверждением прекрасного дара, которым наделены все мы, — жизни.

Кроме того, Кумарасвами утверждает, что даже самые образованные религиозные люди практически ничего не знают о вере других людей, «потому что они никогда не пытаются представить себе, каково было бы жить этими другими верами. Точно так же, как невозможно подлинное знание языка без изобретательного участия в деятельности, связанной с этим языком, не может быть и подлинного знания той или иной «жизни», если не пожить ею в какой–либо мере» [10] Там же, с. 229. .

На нашей тесной планете с ее взаимосвязями и взаимными зависимостями рушатся барьеры и преграды, которые когда–то позволили нам замалчивать вопросы жизни Бога среди приверженцев других религий. Наши жизни взаимосвязаны, наше будущее определяется нашей способностью устремлять взгляд дальше, чем просто к мирному сосуществованию, и учиться процветать в атмосфере взаимозависимости.

В настоящее время мы живем вместе с «иными» — в наших семьях, на рабочих местах, в жилых кварталах.

Вся планета — один большой дом. «Параллельная игра» закончена. Одна за другой наши религии и картины мира продолжают проигрывать битву с жизнью, а мы тем временем учимся с уважением относиться к тому, о чем говорит опыт нашего сосуществования. Теория и практика поисков Бога в других смещается от границ нашего религиозного опыта к его центру. Более удачная определенность уже в пределах нашей досягаемости.

Жизнь победит. Жизнь всегда побеждает.

А религия? Ей предстоит лишиться своей жизни, чтобы обрести ее.

На следующих страницах я приглашу вас совершить прогулку по некоторым эпизодам моей жизни. В моей истории вы — желанный гость. И если мне когда–нибудь выпадет честь познакомиться с вами, я не прочь услышать вашу историю.

Раз в год мы возим своих двух дочерей, Эну и Лету, на кладбище. Мы навещаем мертвых. Обычно мы делаем это в отпуске, чаще всего в шаббат, в городе, где нет общины, богослужения которой проводятся в субботу. Моя жена Весна находит на карте ближайшее кладбище, я собираю корзину для пикника, все мы стараемся принарядиться.

Мы рассматриваем памятники. Новые, запущенные, ухоженные, забытые. Памятник монахини–католички, мавзолей отважного пожарного, участок с могилами мусульманской семьи, надгробие поэта. Девочки отмечают детали на портретах, впечатанных в поставленные вертикально каменные плиты. Спрашивают, кто приносит свечи и можно ли рвать цветы, растущие вокруг памятников. Бегают и вдруг замирают, заметив вдову, которая, стоя на коленях, моет плиту на могиле мужа.

Думая о тысячах могил в тысячах городов за тысячи лет, мы силимся представить себе, сколько смеха и слез погребено под нашими ногами. И всякий раз начинаем держаться вместе, девочки, угомонившись, берут нас за руки.

— Мама, папа, что такое кладбище?

— Место, где мы вспоминаем.

— Вспоминаем что?