Ян Добрачинский - ПИСЬМА НИКОДИМА. Евангелие глазами фарисея

— А как же ты… — начал было я. — Я не оставлю тебя одного.

— Обо мне не беспокойся. Мне ничего не грозит. Поскольку я лажу с римлянами, никто не осмелится поднять на меня руку. А вот тебе надо отправляться прямо сейчас.

— Хорошо, — решился я после краткого раздумья. Мне было не по себе от того, что я ухожу, а он остается один на один с опасностью, — но ты…

— Мне ничего не грозит, — повторил он. — Это точно… — Он спокойно положил одну руку мне на плечо, а другой рукой поглаживал свою черную вьющуюся бороду.

Вдруг я осознал, скольким обязан этому человеку, который так мало заботился о выполнении предписаний. Многие годы он был, словно раскидистый дуб, о который я мог опереть чахлый куст моей жизни. Он проявил столько доброты и заботливости по отношению к Руфи. Он зарабатывал для меня золото в тот момент, когда я был не в состоянии думать о торговле. Как–то он сказал, что завещает мне все свое состояние. Он жил рядом со мной, а я, при том что я столько получал от него, попросту его не замечал… Но вдруг у меня открылись глаза. В остром порыве благодарности я протянул ему руку.

— Иосиф, — пробормотал я, и от волнения у меня пресекся голос, — ты и вправду мне друг…

Он пожал руку мне в ответ, но при этом покачал головой.

— Нет, ты ошибаешься, — проговорил он. — Мне кажется, что я еще только на полпути к настоящей дружбе. — Он потряс мою руку. — Иди и в целости и сохранности возвращайся. Тем временем мы оба обдумаем тайну исчезновения Его тела, а потом поделимся мыслями. Хорошо? — он улыбнулся и задумался. — Есть такие тайны, — продолжал он, — в которые для того, чтобы их познать, нужно броситься, как в воду, будучи уверенным, что она расступится перед тобой. Будь здоров, Никодим. Шолом алейхем. Тебе не кажется, что существуют вещи, которые сначала надо принять, а уже потом заняться их обдумыванием?

Мы двигались медленно, потому что неожиданно сделалось тепло, будто это и не был месяц нисан. Поначалу мы почти не разговаривали и шли задумавшись, пытаясь как–то переварить утренние события. Дорога на Эммаус спускается со склона скалистого плоскогорья, на котором расположены Хеврон и Иерусалим. Город стоит на последнем холме, за ним вдоль побережья тянется Саронская равнина, в это время уже покрытая буйной зеленью и пахнущая цветами.

Мы решили, что мы переночуем в Эммаусе, а утром тронемся дальше. Мы одолели почти половину пути, как вдруг Клеопа, до сих пор тащившийся с хмуро опущенной головой, фыркнул, как молодой конь, и заговорил кипящим от возбуждения голосом:

— Нет, нет, я не могу этого понять. Допустим, Он воскрес!.. Хоть это и невозможно. Бывало, что людей воскрешали именем Всевышнего, однако никто еще не восстал из гроба сам! Но допустим, что это произошло… В таком случае объясни мне, равви, какой смысл был во всем этом суде, в этой муке, в этой смерти?… Если человек способен Сам Себя воскресить, то почему Он умирает, как раб? Нет, я этого никогда не пойму. Может, ты, равви, сумеешь мне объяснить? Ты ведь, наверное, понимаешь больше. Ты знал Его…

— Я знал Его, — ответил я. — Но мне это вовсе не облегчает понимания всей этой истории. Он, правда, и при жизни иногда поступал так, словно стремился напугать Своих, возможно, для того, чтобы таким образом испытать их. Потом эти опасности исчезали, оказывались иллюзорными или Он побеждал их. Однако значительно чаще Он позволял жизни одерживать победу над Собой. Он обладал силой, однако никто не знал, когда Он захочет ее употребить. Чудо воскресения есть величайшее из чудес. Ты прав, Клеопа: если человек способен восстать из мертвых, то зачем ему тогда так страдать при жизни? Кроме того, чего стоит такое воскресение? когда Он воскрес и исчез? Его видели только Его Мать и та обращенная грешница… Если бы Его воскресение было знаком истинности Его учения, то тогда Его должны были бы увидеть и другие…

— Его должны были бы увидеть все! — вскричал молодой фарисей.

— Конечно…. Потому что те, которые Его не увидят, все равно не поверят. Мессия не может победить только в одном сердце…

— Ты думаешь, равви, что Он был Мессия?

— Откуда мне знать?… Но если даже Он и был Им, то этот Мессия оказался совсем не таким, которого предсказывали пророки. Он принес вовсе не то, чего мы ожидали.

— А что именно Он принес?

— Только одно: любовь…

— А правда, что Он говорил, что кто хочет стать Его учеником, тот должен возненавидеть своих близких: мать, жену, детей?

— Я слышал, что Он это сказал. Но это были какие–то странные слова, словно только одна сторона правды…

— Так ты думаешь, равви, что Он не велел ненавидеть? После того, как мне это передали, я испугался, что…

— Нет, Клеопа, «ненависть» было абсолютно чуждое Ему слово. Правда, Он повторял: «Я принес меч», но тут же добавлял: «В Законе сказано: „Не убий“. Тот, кто гневается — уже убивает…» Нет, уверяю тебя, что Он не знал, что означает ненавидеть. Он не ненавидел никого никогда! Он умер… мне даже кажется, что Он предался им в руки только для того, чтобы показать нам, что и ненависть можно победить…

— Но ведь ненависть победила! И Его убили…

— Тоже верно, — признал я.

И снова каждый из нас углубился в свои горестные раздумья.

Две наши тени маячили перед нами чуть наискось от тропинки. Я не заметил того момента, когда рядом появилась третья… Человек, Который нас догнал, выглядел путником, привыкшим к дальним дорогам: шагал Он легко, словно едва дотрагиваясь ногами до земли. В Нем не было ничего, что могло бы привлечь внимание: очень высокий, с палкой, в подвернутой для ходьбы одежде. В руках у Него ничего не было. Мы не слышали Его шагов, когда Он приближался нам, а ведь Он должен был идти необыкновенно быстро, потому что еще минуту назад, когда я оглянулся на повороте дороги (я не мог избавиться от беспокойства, что за нами выслали погоню) — там никого не было. Путник ловко приспособился к нашему шагу.

— О чем это вы беседуете? — спросил Он. — Вы, кажется, чем–то очень расстроены?

Клеопа пожал плечами.

— Ты идешь дорогой из Иерусалима, так что Ты должен знать…

— О чем? — спросил Он.

— Ты, видно, был в городе только проходом и не останавливался там на Праздники. Там столько всего произошло…

— Что же произошло? — вопросы нашего нового Спутника звучали нетерпеливо, словно Он боялся, что не сумеет завязать с нами разговор. Клеопа был слишком взволнован, чтобы спокойно рассказать о недавних событиях. Так что ответил я:

— Ты, верно, слышал о Пророке из Галилеи, Который странствовал, наставлял и творил неслыханные чудеса? Он исцелял и даже воскрешал мертвых… Так вот, когда пару дней назад Он пришел на Праздники в город, наши священники и книжники приказали Его схватить. Они приговорили Его к смерти и выдали римлянам. А те прибили Его к кресту… Чудеса, творимые Этим Человеком, были столь велики, а учение Его столь прекрасно, что многие из нас думали, Что Он послан Всевышним для спасения Израиля. Я и сам так думал… Увы! Он умер! Страшно умер… Уже третий день, как положили Его в гроб…