Коллектив авторов - Приход № 13 (декабрь 2014). Введение во Храм

В-третьих, слова «в Тебе Мое благоволение» – это же из пророка Исаии! У него есть великое пророчество об «отроке Божием» (о слуге, или рабе Божием). О нем сказано: «Вот, Отрок Мой, Которого Я держу за руку, избранный Мой, к которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него» (Ис 42,1). Это тот самый Отрок Господень, о котором Исаия далее скажет: «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; … Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. … Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис 53,4–7).

Иначе говоря, евангельский рассказ о Крещении толкует сущность истинного мессианства, открывает нам глаза на то, кем был (и кто есть) Иисус. Он – помазанный Мессия, Царь. Он – не такой мессия, какого ожидали иудеи, но Мессия, подобный «Отроку Господню» пророка Исаии, т. е. Мессия, страдающий за людей. Он – возлюбленный Сын Божий, приносимый в жертву, о чем напоминает история Авраама и Исаака. Вот такая глубокомысленная и сложная символика всего в нескольких словах рассказа о Крещении.

Но мы еще не коснулись вопроса о небольших особенностях повествования Луки в сравнении с более ранним рассказом Марка.

Лука, в отличие от Марка, не сообщает, что Иисус «пришел из Назарета Галилейского», не подчеркивает того факта, что Он «крестился от Иоанна в Иордане». Тем более у Луки нет и намека на спор между Иоанном и Иисусом, кому от кого следует принять крещение, о чем подробно повествуется в Евангелии от Матфея (Мф 3,14–15). Иисус не следует, как мы уже раньше заметили, за Иоанном. Но важнее другое: в Евангелии от Марка сказано: когда Иисус «выходил из воды, Он тотчас увидел разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на Него» (точнее, «в Него») и так далее. То есть Богоявление с небесным голосом и исполнение Духом вызвано актом крещения Иисуса. Это Ему, Иисусу, было видение, это Ему голос небесный свидетельствовал о Его Богосыновстве и мессианстве, это в Него сошел Дух Святой. У Евангелиста Луки иначе. Сказано, что Богоявление вызвано не актом крещения, а молитвой Иисуса. Не сказано, что это Он увидел тотчас, после того как вышел из воды, разверзающиеся небеса, но сказано просто: «Бысть же егда крестишася вси людие, и Иисусу крещашуся и молящуся, отверзеся небо» и так далее. Далее: у Луки отмечен объективно-телесный вид Духа как «голубя» (и сниде Дух Святый телесным образом, яко голубь). Этого нет у Марка. Что все эти тонкости должны означать? Да то, что для Евангелиста Луки и его читателей Иисус не имел нужды в небесном подтверждении Своего Богосыновства и мессианства. Ведь в своем Евангелии Лука уже рассказал, что Иисус от момента зачатия в Деве Марии был исполнен Духа Святого. Он, будучи еще 12-летним мальчиком, уже знал, что он – Сын Божий. Теперь Ему не нужно было сообщать об этом. Провозглашение Его Сыном Божиим и Мессией, то есть Христом, в ответ на Его молитву происходит перед народом и для народа, который видимо-телесным образом получает свидетельство помазания Иисуса Духом (не «в Него» сошел Дух, как у Марка, но «на Него», как при помазании) и свидетельство того, что среди него, народа, солидарный с народом Сын Божий, Мессия, Который возьмет на Себя грехи мира.

Разумеется, при этом у нас неизбежно возникают рациональные вопросы: разверзающиеся небеса, голубь, небесный голос, цитирующий Священное Писание… Все это не отвечает нашим привычным представлениям о реальной объективности. Но мы должны принять во внимание, что Евангелисты, в том числе Лука, используя символы, библейские цитаты и намеки, писали для нас как бы словесную «икону», а не протоколировали событие Крещения. Описание Крещения отвечает не на вопрос, как все происходило, но отвечает на вопрос, что по глубинной сути означало Крещение Иисуса.

Евангелия вовсе не преследовали цель запротоколировать факт и ход Крещения. Все и так знают, что Крещение было. Но почему оно было и что оно значило, – вот на что Евангелия желают открыть нам глаза. Каждый из Евангелистов делает это по-своему. Все согласно утверждают факт Крещения, но несколько по-разному толкуют его смысл.

Введение во Храм Пресвятой Богородицы

Проповедь архимандрита Ианнуария Ивлиева

Итак, имел и первый Завет и свои богослужебные предписания и свое земное святилище. Была устроена скиния. Первая часть ее, в которой был светильник и стол с хлебами предложения, называлась «Святая». А часть скинии, которая за второй завесой, называлась «Святая Святых». В ней был золотой жертвенник для каждения и Ковчег Завета, со всех сторон окованный золотом. В ковчеге – золотой сосуд с манной, расцветший жезл Аарона и скрижали Завета. А над ковчегом – херувимы славы, осеняющие его крышку, место очищения. Но сейчас об этом не стоит говорить подробно.

При таком устройстве, в первую скинию всегда входят священники, чтобы совершать богослужение; а во вторую – только один первосвященник, и только один раз в год, и непременно с кровью, которую он приносит за себя и за совершенные по неведению грехи всего народа.

(Евр 9,1–7, русский перевод архимандрита Ианнуария)

Церковное предание содержит рассказ о том, как Дева Мария, которой исполнилось всего три года, была введена в Иерусалимское святилище. Она поднялась по ступеням и взошла на паперть, где ее встретил первосвященник Захария и ввел во Святая Святых – в ту часть храма, где обитал Сам Господь Бог и где являл Он Свое присутствие, недоступное никому, кроме одного первосвященника, да и то лишь один раз в году, когда был праздник Дня очищения. И вот Божией благодатью святилище Иерусалимского храма открывается Богоизбранной Отроковице, и Пресвятая Дева вводится во Святая Святых, невидимо для мира неся в Себе великую жертву, новую живую жертву – Бога и Человека Иисуса Христа.

Это предание легло в основу двунадесятого праздника Введения во Храм. Событию Введения и посвящено наше сегодняшнее чтение Апостола, отрывок из Послания к Евреям, в котором предельно кратко описано ветхозаветное святилище, скиния первого Завета, о которой Господь сказал Моисею: «И устроят они Мне святилище, и буду обитать посреди их» (Исх. 25:8).

На первый взгляд не очень понятно, какое отношение имеет это чтение к празднику Введения. Но дело в том, что уже с древнейших времен в Церкви существовало убеждение, что ветхозаветная скиния предизображала, или прообразовала собою Божию Матерь, Которая была чистым вместилищем и святой обителью Сына Божия. В богословской науке такой способ истолкования ветхозаветных текстов и фактов истории называется типологией. Послание к Евреям широко использует именно этот способ толкования Ветхого Завета. В основе такого толкования стоит убеждение в том, что отношение Бога к людям остается одинаковым сквозь все поколения: Господь Бог, желая спасения всех народов и во все времена, из века в век подготавливал людей к принятию и постижению высшего откровения в Сыне Своем Иисусе Христе. Как младенческое питание молоком сменяется твердой пищей, так и различные формы Божественного откровения от простых и воспринимавшихся естественным разумением, сменились таким Откровением, которое стало доступно сознанию «повзрослевшему», просвещенному Святым Духом. Начальные формы откровения имели спасительную задачу подготовки к принятию форм совершенных. Истинные образы веры, – Бога, Царствия Божия, служения Богу, нашего спасения, – даны нам в Новом Завете и в Церкви. В Ветхом же Завете, как и в ветхом мире вообще, людям предлагаются не сами образы, а их предварительные подобия, как бы тени. Так о Моисеевом Законе со всеми его богослужебными предписаниями в Послании к Евреям сказано так: «Сень бо имый закон грядущих благ, а не самый образ вещей» (Евр. 10:1).