Венделин Кнох - Бог в поисках человека

Историко-догматическое разъяснение

Присущее верующим разумение веры и согласие в отношении веры «во все великие периоды церковной истории представляли собой факторы, обладающие высочайшим значением и влиянием [на церковную жизнь]» [266]. Наряду с Новым Заветом, который содержит в себе прочную основу для прояснения значения sensus {113} fidelium [267], разумение веры отчетливо тематизируется также в святоотеческом богословии. Например, Августин интегрирует в свое богословие служения положение о том, что в Церкви, как органическом целом, ее глава, Иисус Христос, дает жизнь всем ее членам, и что таким образом все члены Церкви «имеют долю в тройственном служении» [268]. Что все это означает для процесса открытия истины? Истина не «создается» большинством. Независимо от того, как следует отвечать на вопрос об участии мирян в первых соборах [269], несомненным остается следующее: то, что отцы первых соборов зафиксировали в качестве Credo, не есть только их собственное исповедание, но засвидетельствованная Святым Духом истина веры. И это остается в силе, даже если пути, которые приводили к соборным решениям, принимаемым большинством, пути, благодаря которым было определено Credo , установленное в качестве regula fidei , были так по-человечески спутаны. Если мы рассмотрим вслед за этим эпоху схоластики, то обнаружим, что здесь влияние Августина на воззрения Церкви остается неизменным. Монашеское богословие, таким образом, не просто подчеркивало незапятнанность Церкви [270], – в перспективе истории спасения Церковь объемлет времена, она есть “multitudo fidelium”, “universitas fidelium”, “unitas fide una et sanctificata”, “congregatio fidelium confitentium Christum et sacramentorum subsidium” [271], чьим основанием служит объединяющая всех и вся вера» [272]. Sensus fidelium интегрирован, тем самым, в церковные воззрения данной эпохи – и там, где в повседневной политической жизни это измерение проживаемой в опыте живой действительности Церкви отступает на задний план, там возникают духовные прорывы, там призывы к духовному обновлению позволяют заново осознать основы веры и, тем самым, исповедание Бога откровения как основания Церкви, тела Христова. {114} В качестве примера здесь можно указать на Франциска Ассизского (1181/82 – 1226). «Povellero», обращаясь к движению под названием «imitatio vitae pauperis Christi» [273], которое можно обнаружить [в Европе] уже начиная с XI в., связывает с ним особую духовность, которая позволяет понять откровение как откровение Божественной любви, берущее начало в творении (здесь нужно указать на знаменитую «Песнь солнца»), углубляющееся в Боговоплощении (здесь следует вспомнить о мистике Христа, развиваемой Франциском, и о его стигматизации в 1224 г.), и ныне присутствующее в словах Священного Писания (и много раз засвидетельствованное в проповедях Франциска!). Постоянная включенность в «Римскую церковь» сохраняла для основанного Франциском ордена [274]возможность не упускать из виду присутствие в Церкви sensus fidelium как неизменной основы богословской рефлексии и пастырского служения. (Бонавентура [ок. 1217–1274], ведущий францисканский богослов своего времени, назвал папу Льва XII «князем среди мистиков» [275].)

Для Франциска Ассизского его собственный жизненный мир постоянно проницаем для открывающего Себя Бога, чья опосредованная непосредственность не знает никаких границ [276]. Св. Франциск может служить образцовым свидетельством того, что христианская вера питается опытом открывающего Себя Бога. Это сознавали и в последующие века. В богословской мысли происходили попытки проникнуть в глубины смысла веры [277]. Эти поиски облегчало следующее обстоятельство. Стоит бросить взгляд на высокое Средневековье, как мы немедленно обнаруживаем перераспределение внутрицерковного влияния – а именно: в [существовавшей в Европе] чересполосице папской и императорской власти, епископов и соборов, а также доктринальном авторитете Парижского университета, в котором профессора исполняли свои преподавательские обязанности не как наемные служащие, но как ученые богословы [278].

Правда, в последующий период сила церковного служения вновь сосредоточилась в руках папы и курии; но, тем не менее, с преодолением «консилиаризма» положение епископов не было в достаточной мере прояснено, {115} и, вдобавок, экклезиологичекое место, принадлежащее «Christifideles» («верным Христу»), выпало из поля зрения.

Эти линии конфликта с особой ясностью проследил в ХIX в. кардинал Ньюман. Он напомнил об арианской смуте, в которой sensus fidelium сыграло исключительную роль, как это уже отчетливо установил в свое время Иларий из Пуатье, неколебимый защитник праведной веры в борьбе с агрессивным арианством [279]. «Итак, я вижу в истории арианства образец такого состояния Церкви, в котором мы должны, дабы восстановить апостольскую веру, обратиться к самим верующим» [280]. – Поскольку I Ватиканский Собор не внес ясности в этот вопрос, – примат юрисдикции папы сводился «с правовой, т. е. внешней, точки зрения к суверенитету некоего абсолютного монарха» [281] – Ватиканский Собор столкнулся здесь с насущной задачей.

Положения II Ватиканского Собора.

II Ватиканский Собор не только разъяснил положение епископов [282]и встроил его в экклезиологический контекст [283], он также высказался по поводу «мирян» и sensus fidelium .

В центральном месте Церковной Конституции, где разъясняется действительность Церкви как «народа Божия», речь идет о подчинении верующих Христу: «Снабженные столь многими и столь действенными средствами спасения, все верные Христу, каково бы ни было их положение и статус, призываются Господом, каждый на своем пути, к совершенству святости, благодаря которой совершенен Сам Отец» (LG 11). Участие всей совокупности священного народа Божия в пророческом служении Христа, – говорится далее, – включает в себя как следствие помазания от Святого («a Sancto» [ср. 1 Ин 2, 20 и 27]) свободу от заблуждений в вере {116} («universitas fidelium […] in credendo falli nequit»; LG 12). И это особое свойство вся совокупность верующих «проявляет в сверхъестественном разумении веры всем народом, когда “от Епископов и до последних верных мирян” она выражает своё вселенское согласие в вопросах веры и нравов. Ибо этим разумением веры, которое пробуждается и поддерживается Духом Истины, Народ Божий, руководимый священным учительством […] неотступно подвизается за веру, однажды переданную святым (cр. Иуд 3), по верному суждению проникает в нее все глубже и все полнее претворяет ее в жизнь» (LG 12). Собор утверждает в качестве непреложной и ведущей задачи учительства разъяснение и углубление fides catholica; но при этом специально добавляет, что только действие Святого Духа делает основание целостной веры вполне познаваемым : именно Дух, разделяя свои дары «каждому особо, как Ему угодно», «распределяет среди верующих всех разрядов также особую благодать» (там же). Таким образом, Собор обращает наше внимание на многообразные харизмы, дарованные «народу Божьему». Эту перспективу Догматическая Конституция Lumen Gentium развивает в главе «О мирянах» (LG 30–38), поскольку в ней явно сказано, что миряне «по-своему» (sic!) соделываются участниками тройственного служения Христа. Это участие есть специфическая черта общины верных ( congregatio fidelium ), которому предпослана общность того, что называется «sensus fidelium». Поскольку каждый человек, принявший крещение, становится участником тройственного служения Христа, существует и «разумение верных» ( sensus fidelium ), которое находит свое выражение в каждом «состоянии» Церкви. Поэтому Собор говорит о священниках, что они в своем разумении веры должны учитывать и признавать харизмы мирян (PO 9). Следовательно, чем больше sensus fidelium себя объективирует, тем в большей мере оно нуждается в духовном служении, которое, будучи основано в сакраментальной (та́инственной) объективности Церкви, закрепляет, хранимую в «разумении» ( sensus fidei ) веру, превращая ее в норму, в правило веры ( regula fidei ).