Антон Тихомиров - Истина протеста. Дух евангелическо-лютеранской теологии

Крест – это откровение Бога, это в самом своем глубоком и исконном значении Слово Божье. Через крест Бог говорит нам, сообщает нам Себя. Но это Слово Божье дано нам только через посредство человеческого слова проповеди.

Чтобы лучше понять это, нам нужно еще раз вернуться к реформаторскому прорыву Лютера. Мы помним, какие сомнения мучили его: «А откуда мне знать, что мое покаяние истинно, что я достаточно сделал для своего спасения?» Его реформаторским ответом стало: «Я должен смотреть не на себя, не на то, что я есть, что я делаю и что чувствую, а только на Христа. Не я сам спасаю себя, а Христос!» Однако эта истина, истина, что мое спасение находится в кресте, должна быть мне объявлена извне. Я должен услышать об этом. Только если я слышу о Христе и Его распятии, только тогда может во мне зародиться или укрепиться вера в Него. То, что Бог безусловно принимает меня, не может быть следствием никаких моих внутренних чувств, убеждений или размышлений. Эта весть приходит ко мне извне. Я сам не могу «догадаться» об этом, «пережить» это. Поэтому Лютер так яростно полемизировал с некоторыми представителями так называемой радикальной Реформации, которые призывали отказаться от всякого записанного или проповедуемого слова («внешнего слова», «телесного слова», по терминологии Лютера) и ждать непосредственных Божьих откровений в своей душе. Если откровение рождается внутри меня, то оно зависит от моих чувств и настроений. Сегодня я охвачен энтузиазмом, а завтра впаду в отчаяние. На себя самого я не могу положиться. Поэтому Евангелие, Благая весть от Бога, должно быть чем-то внешним по отношению ко мне. На первый взгляд, здесь есть парадокс: именно Евангелие, именно откровение Божье, некая интимная, глубочайшая реальность, откровение любви, требует прежде всего не какого-то внутреннего принятия, переживания, а чисто внешнего слова. Но этот парадокс неизбежен. Мне, как верующему, необходимо внешнее слово, нечто, что не зависит от моих собственных чувств, мыслей, опыта, нечто, к чему я могу обращаться снова и снова, в любой ситуации и в любом настроении. Так же девушка нуждается в том, чтобы ее возлюбленный снова и снова говорил ей о своей любви, хотя она давно уже в душе знает о том, что он ее любит.

Есть и другой важный момент: какую бы внутреннюю «близость» к Богу я иногда не переживал, в конце концов, в себе самом я не могу найти никаких оснований для надежды. В себе самом я могу увидеть лишь безраздельное господство греха, лишь удаленность от Бога во всех частях своего существа, во всех аспектах своей жизни. Чтобы понять, что Бог принимает меня, мне надо обратить свой взгляд (вернее, свой слух!) вовне.

Поэтому и необходима исповедь с произносимой на ней формулой отпущения грехов, поэтому и необходима проповедь (которая есть не что иное, как, по сути дела, развернутое и произносимое изнутри актуальной ситуации и адресованное конкретным слушателям возвещение прощения), чтобы снова и снова возвещать человеку крест Христов, возвещать Божье принятие и прощение, возвещать извне. Они нужны для того, чтобы снова и снова напоминать верующему нечто совершенно невероятное: «Бог ничего не требует от тебя, Бог Сам целиком и полностью раскрылся тебе навстречу, отдался тебе!»

Часто можно услышать мнение, что в протестантских церквах слишком интенсивно проповедуют прощение и милость Бога и при этом совершенно забывают напоминать людям о том, что те должны делать, напоминать людям о законе Божьем, о Его заповедях. Если бы это было так! На самом деле едва ли не большинство проповедей (даже в протестантизме) являются крайне законническими, нравоучительными. И здесь нечему удивляться, ведь так уж устроен человек: он не может принять весть о безоговорочном прощении, он не может просто так поверить в нее и тем более передавать ее дальше. Это оказывается невероятно трудным. Снова и снова каждый спрашивает себя самого и других: а что мне, тебе еще нужно сделать для Бога? Вот тому, чтобы поразить человека, если хотите, даже шокировать его вестью о кресте и отвратить его от этих мыслей, и должна служить проповедь. Слова прощения, которые она провозглашает, должны быть такими словами, за которые мучимый сознанием собственной греховности человек мог бы ухватиться, за которые он мог бы цепляться: «Я знаю, что мне нечем оправдаться перед Богом, я знаю, что я в отчаянном положении, я знаю, что все во мне проникнуто грехом. Но мне сказано, что Христос умер за меня. Этого я и буду держаться. В этом мое единственное утешение и надежда».

Именно поэтому Лютер и другие реформаторы так подчеркивают необходимость этого слова проповеди и слова отпущения грехов. Мои чувства и мысли могут меняться, на них я не могу положиться: сегодня я готов безоговорочно верить во Христа, завтра я впадаю в отчаяние. Но каждую неделю я должен услышать в церкви эту весть, что я прощен, услышать Евангелие, каждую неделю в церкви я должен встретиться с захватывающим событием креста Христова. И тогда неважно, принимаю ли я эти слова с энтузиазмом или с сомнением, с радостью или с горечью, – не то, как я их принимаю, а само их содержание является решающим.

Это отчасти можно сравнить не только с объяснением в любви, но и с оправдательным приговором, который зачитывает судья: неважно, с какими мыслями подсудимый встречает этот приговор, тот все равно вступает в силу. Но подсудимый должен тем или иным способом ознакомиться с этим приговором, чтобы принять его. Он, однако, и не может просто сидеть на суде и переживать по поводу своей вины или, скажем, наслаждаться знанием своей невиновности и воображать, что его оправдают. Собственное воображение и собственные чувства официального, вынесенного извне приговора не заменят. То, что происходит на лютеранском богослужении, – не что иное, как производимое разными способами, каждый раз по-новому, зачитывание оправдательного приговора Бога, или, если кто-то совсем уж не любит юридический язык, зачитывание невероятного послания Божьего, в котором Он признается нам в любви.

Поэтому слова о кресте и о прощении (говоря на классическом языке лютеранской теологии, слова Евангелия) – не просто размышления о Божьем прощении. Нет, они становятся эффективным провозглашением Божьего прощения, они осуществляют, производят то, о чем говорят. Произнося слова отпущения грехов, пастор на богослужении не говорит о прощении, но произносит прощение. В Слове прощения осуществляется прощение. В Слове Евангелия осуществляется Евангелие. В Слове о кресте осуществляется крест. Слово Божье – это не столько какая-то определенная информация, сколько действие. Бог творит Словом. Вспомним пример с приговором. Судья не говорит подсудимому, например: «Я считаю, что вы не виновны, поэтому вас можно было бы в принципе отпустить». Нет, он объявляет человека оправданным и свободным, и тот становится таковым. Вне зала суда, в компании друзей судья может сколько угодно рассуждать о том, виновен подсудимый или нет, – это просто слова. И совсем другое дело официально зачитанный приговор. В нем не просто содержится определенная информация или рассуждения, он производит конкретное действие. Точно так же одно дело рассуждения о любви и совсем другое дело – признаться кому-то в любви.