Ирина Голаева - Повесть об одинокой птице

– А как же тогда вы придете к Богу?!

– А разве нет других путей?

– А разве есть? – удивленно спросила она.

– Путь всегда есть, только вопрос в том, видим ли мы его.

– Видеть путь – это иметь Христа. Быть в церкви. Спасение не может быть вне их.

– Да, но важно, чтоб они действительно жили в нас, а не иллюзорно. Где грань между тем, что есть по правде, и чего нет?

– Наша вера, – твердо ответила она.

– В средние века люди тоже верили, когда сжигали невиновных, что это – еретики и отступники. Они считали это делом Божьим. Сегодня запрещают в церкви иметь свое мнение, потому что это опасно. Нет, со своими мыслями я не уживусь нигде, ни в какой церкви. Везде царит строгая догматика, а это не для меня. Я всю свою жизнь стараюсь разрушать это догматическое сознание, оно никогда не давало прогресса человечеству. Это тупик.

– Но как же церковь может жить без учения?

– Учение не есть догма. Вот когда церковь станет жить по учению, тогда я приду в нее.

– Вы отвергаете церковь, вы отвергаете религию, с чем же вы в итоге хотите остаться? – нервничая, спросила она.

Он пожал худыми плечами и, посмотрев на золотистый солнечный закат, тихо ответил:

– Со своими принципами. Я хочу быть свободным хотя бы внутри.

– А как же ад? Вы отвергаете и это?

– Смотря что назвать им. Порой мы сами устраиваем его друг для друга. Думаю, мы, живя здесь, никогда до конца не можем знать, что есть там, а чего нет. Главное, всегда оставаться Человеком. Все-таки мы несем на себе печать образа Божьего.

– И Его подобия тоже.

– Нет. В подобие нам приходится всю нашу жизнь приходить.

– А как же Христос? Разве через веру в Него мы не становимся подобием Божьим?

– Через веру – становимся. Но не через догмы. Догма вере враг.

– Я не могу понять вас, – огорченно развела она руками.

– Я и сам себя не понимаю порой, – тихо добавил он.

Солнце село, на свет налетели комары.

– Знаете что, давайте пойдем спать. Утро вечера мудренее, как говорится в пословице. Завтра начнется новый день, и он принесет нам свои тяготы, а может, счастье…

И они разошлись.

Она поднялась к себе наверх. Включила электричество, мотылек забился об оконное стекло. Комната погрузилась в полусвет. На скате мансардной кровли она заметила надпись, сделанную мелком: «Счастье – это быть свободным!». Засыпая, она сладостно повторила эти слова. Завтра наступал новый день.

Наступил новый день. Утро выдалось удивительно солнечным. Она широко распахнула окно. Утренняя свежесть наполнила ее комнату. Было так хорошо, что ей не хотелось уходить, но надо было спуститься вниз и умыться после сна. Она легко сбежала с деревянных ступенек. Внизу уже хлопотала тетя Маруся. Борис Николаевич сидел с книгой на террасе. Анна Павловна еще не вышла.

Она поздоровалась. Все приветливо ей улыбались. Она смотрела на все это, такое милое, домашнее, доброе, и ей хотелось, чтобы мгновение остановилось. Но время неумолимо шло. Тетя Маруся принесла кастрюльку с горячей кашей, которую разлили в тарелки. За столом шла непринужденная беседа. Ей было так хорошо и уютно с этими замечательными людьми!

– Борис Николаевич, а вы когда теперь поедете в город? – спросила она.

– Наверное, денек-другой еще побуду здесь.

– Мне неудобно просить, но можно я у вас останусь? Мне так хорошо здесь, – виновато сказала она.

– Да что вы, я сам хотел вам предложить остаться! Конечно же, будьте как дома! – радостно воскликнул он. – Надеюсь, никто не возражает?

Тетя Маруся засмеялась и замахала на него рукой.

– После обеда можно сходить на речку. Здесь недалеко. Я бы пошел сейчас, но боюсь, не успею дочитать вот это, – и он потряс толстым журналом.

– Я с удовольствием! – воскликнула она.

После завтрака Борис Николаевич погрузился в чтение, тетя Маруся занялась приготовлением обеда, а она, погуляв по саду, поднялась к себе наверх. Окно было по-прежнему открыто. Она взяла свою маленькую дорожную Библию и, примостившись на подоконнике, стала читать. Ласковый, теплый ветер приятно обдувал ее лицо. Иногда, оторвав взгляд от строк, она смотрела вдаль, погружаясь в прочитанное. Она не заметила, как дверь в комнату распахнулась.

– Мама, ты здесь? – послышался незнакомый, резкий голос, и тут же осекся.

Она обернулась к двери. Солнечный свет пронизал ее пышные светлорусые волосы, распущенные по плечам, а налетевший ветерок слегка разметал их. Она подняла свои серьезные голубые глаза, и тут их взгляды встретились. На какое-то мгновение оба застыли в глубоком и волнующем оцепенении.

– Здравствуйте, – произнес он.

Она, смущенно поправляя юбку, слезла с подоконника и тихо ответила:

– Доброе утро.

Он снял сумку с плеча, и она еще раз посмотрела на него.

Перед ней стоял высокий, стройный юноша. У него были почти черные глаза и темные вьющиеся волосы. В чертах его лица просматривалось нечто орлиное, он, словно хищная птица, стремительно и внезапно налетел на нее.

– Извините, наверное, это ваша комната? – смущенно сказала она, ища предлог выйти. – Я приехала вчера с Борисом Николаевичем.

– Так вы та самая баптистка, его знакомая? – напрямую спросил он.

Она смутилась еще больше. Никто ее так не называл – баптисткой. Это как-то коробило слух. Ее словно ударили по щеке. Непроизвольно она даже коснулась своей щеки рукой, молча кивнула и направилась к дверям.

– Не уходи. Оставайся здесь. Я пойду сам, – резко сказал он и стал спускаться по лестнице. Ступеньки тяжело заскрипели. Было слышно, что он вышел из дома. Оттуда через открытое окно донесся радостный оклик тети Маруси.

– Сынок, приехал!

Она поняла: это как раз и был тот самый сын тети Маруси. Она посмотрела на полную корзинку помятых листов, один из которых читала вчера. Ей вспомнились слова: «Жизнь – это борьба». Она улыбнулась. И, сама не зная почему, вдруг закружилась по комнате.

За обедом собрались все. Юноша оказался разговорчивым и действительно очень начитанным. Он почти на равных, и даже как-то нападая, заспорил с Борисом Николаевичем. Они были с ним чем-то похожи, но в то же время – совершенно разные. Она украдкой наблюдала за ним, и ей нравилась его молодая решительность.

После обеда все пошли гулять. Она шла позади, а он продолжал о чем-то увлеченно говорить с Борисом Николаевичем. Она не понимала темы разговора, но ей не было скучно. Она просто шла за ними и думала о своем. Когда они дошли до реки, то обернулись, видимо, вспомнив о ней. Она опять поймала на себе его взгляд. Сильный жар прошел по ее телу, даже закружилась голова. Он смотрел и смотрел на нее, а она на него. Борис Николаевич кашлянул и вывел их из этого оцепенения. Она вздрогнула. Ей стало неловко. Борис Николаевич предложил ей руку – спуск был довольно крутым. Они медленно спускались вдвоем, а он быстро сбежал и уже ждал их внизу.