Ирина Голаева - Повесть об одинокой птице

– Ну, Петр, подставляй ладони, принимай Божье благословение!

Мужчина раскрыл ладони, и тут же в них ворохом посыпались деньги.

– Ух ты, сколько! Прямо десятина! – оживленно забасили братья. Тут же бойкая сестра выбежала на край дороги и замахала рукой проезжавшей мимо машине. Машина промчалась мимо, но следующая резко затормозила. Женщина обратились к водителю, тот кивнул и показал на пустые сидения. Брат Петр сел рядом с водителем, а трое других братьев – на сидения сзади. Машина еще раз взвизгнула и быстро поехала вперед.

– Ну вот, теперь они точно не опоздают, сестрички! – задорно сказала женщина.

Подошел автобус, женщины шумной вереницей стали подниматься в него. Она машинально зашла тоже. В ее голове роем летали услышанные слова – «братья», «сестры», «жизнь вечная», «богослужение». Она хотела приблизиться к этим женщинам, но автобус был уже битком набит, и недовольная кондукторша пыталась пролезть между потными телами и обилетить всех. Она показала свою карточку, женщины протянули свои пенсионные. Кондукторша угрюмо буркнула. Никому из такой большой толпы ей так и не удалось продать билетик. Она грузно плюхнулась в свое высокое кресло и, отвернув опухшее лицо от салона, с тоской стала смотреть в окно. Автобус ехал не спеша, раскачиваясь на поворотах. Постепенно люди стали выходить, но женщины с кладбища ехали дальше. От монотонного раскачивания автобуса и жары она утомленно закрыла глаза и погрузилась в минутный сон.

– Остановка! – громко прокричала кондукторша, ей чуть ли не в ухо. Она резко открыла глаза и увидела, как ее женщины выходят. Она ринулась к дверям, но, как назло, у кого-то разорвался пакет, и ей прямо под ноги посыпались яблоки. Человек испуганно вскрикнул, наклонился и стал быстро собирать их, пихая в переполненную сумку. Она рванулась, но испуганный человек перегородил ей дорогу. Она с жалостью посмотрела на улицу, по которой уже чинно шли женщины, что-то обсуждая. Потом с досадой посмотрела на закрывшиеся двери автобуса, на человека, судорожно собиравшего яблоки и растерянно твердившего, озираясь по сторонам: «Простите меня. Простите. Это пакет… Простите». Ей стало жалко этого незадачливого человека. Она достала из сумки свой чистый, новенький пакет и протянула ему. Он сначала поднял на нее растерянные глаза, потом улыбнулся: «Спасибо, огромное вам спасибо!» И стал перекладывать яблоки из переполненной сумки в пакет. Она ему помогла, подняв последние два, которые были прямо у нее под ногами. «Благодарю вас, благодарю», – продолжал твердить он. На следующей остановке он вышел, она вышла тоже. Ей хотелось вернуться назад, на пропущенную остановку, и догнать женщин. Она была почему-то твердо уверена, что они не разошлись по своим домам, а идут в какое-то общее место, на собрание. Это слово прозвучало там, у кладбищенских ворот. Но, выйдя из автобуса, она вдруг увидела, что мужчина как-то скрючился, не в силах разогнуться, и тихо застонал.

– Что с вами? – подойдя к нему, спросила она.

– Ой, наверное, это радикулит, – через боль ответил он. Ей стало жалко его.

– Давайте я вам помогу. Вы где живете?

– Вон там, за этим домом, во дворе, – сказал он, еле выговаривая слова. Она подхватила его сумки, подставила свое худенькое плечо.

– Опирайтесь!

Он больно надавил на плечо и потихоньку распрямился. Изогнувшись, придерживая руками поясницу, сделал шаг, другой. Видимо, шаги давались с болью. Она не знала, что такое боль от радикулита, но много слышала об этой болезни и с состраданием посмотрела на него. Кривобокой походкой, слегка покачиваясь, он пошел вперед, она – рядом.

– Вы второй раз спасаете меня, – пытаясь улыбнуться, проговорил он. – Даже не знаю, как бы я дошел и доехал, если бы не вы.

Она в ответ криво улыбнулась. Его сумки были тяжелыми. Она с трудом несла их и молча шла рядом. Говорить ему было тоже очень тяжело. Каждый шаг с остротой иглы пронзал все его тело. Он сдерживал боль, но потихоньку шел вперед. Вот они дошли до угла дома и повернули во двор.

– Вон мой подъезд, – прошептал он, показывая на дом, стоявший в глубине зеленого двора. Это был старый, дореволюционный дом.

– Лифт есть? – спросила она, осторожно посматривая на его походку.

– Есть, только он уже давно не работает, – виновато ответил он. Медленно они подошли к большой подъездной двери. Она толкнула ее, дверь тяжело открылась, и они вошли на лестницу. Подъезд был грязноватый, но имел отпечаток былой красоты и элегантности. Ажурные кованые перила, красивая лепнина на стенах, мозаичный пол. Она впервые была в таком старом доме.

– Куда поднимаемся? – спросила она.

– На третий этаж, – тихо простонал он. Опираясь на перила, он с большим трудом шел по ступеням.

– Эко, как скрутило, – повторял он.

– Вам бы мазью намазать поясницу. Есть у вас мазь от радикулита?

– Была. Наверное, есть.

Так они поднялись на третий этаж, и он остановился перед старинной дверью с витыми узорами и цифрой «16». Дверь была безобразно выкрашена темно-рыжей краской. Мужчина, скособочась, стал нервно что-то искать в кармане пиджака, видимо, ключ. Найдя, осторожно вставил его в скважину, замок щелкнул, и дверь отворилась. Они вошли в квартиру. Он тихонько поковылял к дивану.

– Борис, это ты? – послышался из запертых дальних дверей твердый, но явно пожилой голос.

– Да, это я, мама.

– Что так долго? Я уже стала волноваться!

В комнате послышалось оживление, заскрипели пружины кровати. Дверь отворилась, и показалась пожилая женщина. Она выглядела словно пушкинская графиня из «Пиковой дамы». От нее так и веяло аристократизмом.

– Что с тобой случилось, Боря? – удивленно произнесла она, заметив его скрюченную позу.

– Да понимаете, мама, опять скрутило. И так не вовремя. В автобусе. Вышел, и вот, никак не могу разогнуться. Если бы не эта молодая сударыня, я бы и не дошел до дома вовсе, – и он с благодарностью кивнул в ее сторону.

– Большое вам спасибо, девушка. Сейчас так мало сознательных людей, в особенности среди молодежи. Я редко выхожу на улицу с тех пор как сломался лифт, но по телевизору хорошо вижу все, что происходит в мире.

– Куда положить сумки? – спросила она, понимая, что кроме нее это сделать не под силу никому в квартире.

– Вон туда, – рукой показал мужчина.

Она попала на большую кухню. Посредине стоял круглый стол, видимо, старинный. На нем была белая кружевная скатерть. Она растерялась, но позади послышался чеканный женский голос:

– Можете поставить сюда, – и старая дама указала на кухонный столик.

– Я даже не знаю, как вас отблагодарить, моя спасительница, – послышался из гостиной голос Бориса. Поставив сумки на указанное место, она подошла к двери гостиной. Борис криво лежал на диване, спустив вниз длинные ноги.