Алекс Маркман - Пути Голгофы

– Я пришел, чтобы указать вам прямые пути в Царство Небесное, – начал он свою речь, обращаясь к трем рабочим, проходившим мимо. С серпами в руках, утомленные тяжелым трудом и безжалостным солнцем, они остановились и стали разглядывать его, слегка прищурившись, с недоверием мытарей, отчаявшихся найти в жизни свой путь.

– Вы не услышите от меня того, что говорит ваш рэбэ, фарисей или седукей. Расскажу я вам истины, которые сокрыты от вашего разума и которые никто вам не расскажет.

К косарям присоединился молодой мужчина лет двадцати пяти– двадцати шести, примерно того же возраста и роста, что и Ешуа. В выцветшей одежде, но аккуратно подстриженный, он рассматривал окружающих угрюмым, подозрительным взглядом.

– Как тебя звать, рэбэ? – В его голосе звучала злая сила и холодная жестокость.

– Есу. – Ешуа произнес свое имя на арамейский лад. – А тебя?

– Симха. Ты сказал – фарисей? – Бас его был раскатистый и громкий, как у великана. – Кто же радеет за народ больше, чем фарисеи? Кто идет на смерть в борьбе с римлянами, если не фарисеи? Кто, как не фарисеи, против римского рабства?

Не было у Ешуа ни одной проповеди, во время которой он бы не услышал гневный протест против нападок на фарисеев. Эту секту народ признавал и любил, и потому неудивительно, что в малой кучке его слушателей оказался защитник фарисеев, а, быть может, один из членов их секты.

– Рабство – это только навязанное нам ярмо, – ответил Ешуа, воодушевляясь. Любое возражение вызывало у него яростное желание ринуться в словесный бой. – Мы должны быть свободны внутри, свободны духом. И если мы выберем эту свободу, у нас никто не сможет ее отнять.

Симха взорвался гневной тирадой. Судя по манерам и речи, он не был из простого люда. Однако густой загар, загрубевшая кожа и видавшая виды одежда безошибочно определяли в нем бродягу, который редко находился в тени или под крышей дома.

В маленькой деревушке новости распространяются быстро, как будто невидимый глашатай разносит их по домам с волшебной скоростью. Вскоре возле молельни собрались почти все жители. Между ними осторожно, но настойчиво стала протискиваться молодая женщина. Достигнув первых рядов, она остановилась и уставилась на Ешуа большими черными миндалинами глаз.

– Мы уже были рабами в Египте! – кричал кто-то в толпе. – Мы больше не хотим ими быть.

– А что ты можешь сделать против римлян? – возразил другой. – Уж не хочешь ли ты воевать с ними?

Ропот одобрения и осуждения сопровождал их выкрики. В спор вступили почти все, не слушая друг друга и отчаянно жестикулируя. А Ешуа в это время пытался оторвался от прекрасных женских глаз. Известно, что дьявол-соблазнитель может достичь больших успехов, используя женскую красу.

Замешательство Ешуа длилось недолго. Привыкший с детства подавлять в себе грешные мысли, он перевел взгляд на собравшихся и поднял руку. Его голос перекрыл их гул.

– Сначала исполняйте в сердце своем то, что завещано нам Моисеем: искорените в душе своей все нечистые помыслы, а потом уже решайте проблемы земные.

Черные глаза – Ешуа опять на них натолкнулся – метнулись в сторону, потом опустились вниз. Длинные ресницы, как веер из павлиньих перьев, плавно поднялись вверх и замерли. Это произошло в момент, когда он хотел сказать людям, как они должны жить, чтобы быть чистыми в сердце своем и в помыслах своих. Но в тот день сказать это ему не удалось. Из переулка, прямо за углом, послышался шум быстро приближающихся шагов, как будто большая толпа спешила к синагоге. Это было настолько необычно для маленькой деревушки, что все смолкли, в страхе повернув головы в сторону доносившегося шума. И тотчас из-за угла появились люди, у каждого на поясе висели ножны, из которых торчали, тускло поблескивая, рукоятки мечей. Молодые, с фигурами и осанкой воинов, они могли бы сойти за римских солдат, если бы не пестрый разнобой в одежде и обуви. В основном на них были черные, серые и голубые туники разного покроя, но у некоторых единственной одеждой была набедренная накидка, похожая на те, что носят солдаты римской пехоты: она прикрывала тело от пояса до колен. В оружии тоже не было однообразия. У одних – щиты легкие и маленькие, обтянутые кожей. У других – большие и тяжелые, какие редко встречались в Иудее. У большинства, однако, руки были свободны, и они размахивали ими широко, в такт уверенных и быстрых шагов.

Это походило на случайное, беспорядочное сборище людей, и все-таки это было дисциплинированное воинство. Без суетливости и угроз, но организованно они стали окружать площадь. Один из солдат быстро прошел через пугливо расступившуюся толпу, с налета столкнул твердым плечом Ешуа с камня, и сам немедленно взобрался на возвышение. От могучего удара Ешуа грохнулся на землю, но сразу же вскочил на ноги. Боль от ушиба не отразилась на его лице; оно продолжало хранить достоинство проповедника. Бесстрашно, с вызовом он встал напротив вооруженного обидчика, но тот не удостоил его взглядом.

– Вы все сейчас должны разойтись по домам, – властно заговорил с камня пришелец. Его арамейский, без малейшей примеси акцента говор не оставлял сомнений в том, что он – местный, иудей из Галилеи. – Каждый должен приготовить для нас зерно, вино и что-нибудь из одежды.

Из толпы пропищал слабый, но возмущенный женский голос.

– Довольно вам обирать нас! Десятину даем в храм, римляне обложили нас налогами, царю подавай, а сейчас вы нас грабите. На что нам жить?

– Мы не грабим вас, – возмутился оратор. – Мы боремся против римлян, и вы должны помогать нам. Весь народ должен бороться против Рима. А сейчас разойдитесь и ждите нас в домах. Нам нужно уйти отсюда, пока не подоспели римляне. Иначе всех вас убьют.

– Безумцы! – выкрикнул Ешуа. – Рим раздавит вас, как жука! И не заставляйте тех, кто не хочет, присоединяться к вам. Не настало еще время для а-машиях (мессии) прийти и освободить народ. А ты – не машиях, и не сможешь сделать то, что только Господь или Его посланец сможет.

Тот, что стоял на камне, проткнул воздух пальцем в сторону Ешуа, будто указывая на осужденного преступника.

– Ты должен знать – мы никогда не смиримся с рабством. Для нас это хуже смерти. А те, кто не готов умереть с нами, погибнет от наших мечей. Кто не с нами, тот против нас. Понятно?

Он взмахнул рукой, и повстанцы, повинуясь его команде, принялись разгонять народ. Тех, кто замешкался, подгоняли пинками, угрозами, а порой и обнаженным мечом. Площадь быстро опустела. Не ушли только Ешуа и Симха. Командир повстанцев сошел с камня и подошел к Ешуа вплотную, сверля его взглядом.

– Почему ты не ушел? – Командир обращался только к Ешуа, но не к Симхе.

– Оставь его, Аристофан, – вмешался Симха, обращаясь к командиру, как к старому знакомому. – Он сам уйдет. Он не здешний, нет у него здесь дома.